Водоворот. Запальник. Малак - Питер Уоттс (2001, 2010, 2013)

В углу центра светловолосая перуанка проверяла возможности пульта телеметрии. Кен подошел к ней, пока Бертон упивался вновь обретенной властью:

– Кинсман, как они там поживают?

– Жалуются на шум. И они ненавидят операции в пресной воде. Чувствуют себя слишком тяжелыми.

Ее рабочее место напоминало матрицу, составленную из сигналов с камер, установленных на передней кромке спинного плавника каждого дельфина. Нижний край каждого окна закрывал серый полумесяц – там застилали вид лобные линзы животных. На фоне скользили рядом друг с другом в зеленой тьме призрачные формы.

Бесконечное движение. Эти чудовища не спали по-настоящему: иногда отключалось одно полушарие головного мозга, иногда – другое, но, чтобы оба одновременно провалились в бессознательное состояние, такого не бывало никогда. Переделанные из диких афалин всего четыре поколения назад, они несли в плавниках и ластах имплантаты, которые заставляли по-новому взглянуть на понятие «режущей кромки», а способности дельфинов к эхолокации, отполированные за шестьдесят миллионов лет, отличались такой изысканностью, что «железо» с ними не сравнялось до сих пор. Человечество годами пыталось привлечь китообразных к делу. Большие и тупые пилотируемые киты, всегда готовые услужить. Касатки, слишком большие для тайных операций и склонные к психозу при действиях в ограниченном пространстве. Белобочки, большелобики и все эти чопорные слабаки из тропических океанов. Но афалины подошли лучше всех, они всегда такими были. Дельфины рода Tursiops отличались не просто умом, а еще и коварством.

Если Кларк зайдет так далеко, их она не заметит никогда.

– Что там насчет шума?

– На промышленных береговых линиях громко даже при нормальных условиях, – сказала Кинсман. – Они похожи на эхокамеры, тут слишком много плоских отражающих поверхностей. Представьте, что вам светят фонарем в глаза. Вот дельфины сейчас чувствуют себя так же.

– Они просто жалуются, или это может помешать операции?

– И то и другое. Сейчас все не так плохо, но, когда пойдет вода из ливневых каналов, у нас появится с десяток источников пены по всей длине мола. Очень много шума, пузыри, всякий мусор поднимется со дна. В идеальных условиях мои ребята могут отследить мячик для пинг-понга на расстоянии в сотню метров, но при таком раскладе… я бы сказала, метров десять, от силы двадцать.

– При такой погоде они все равно самый лучший вариант.

– Это да.

Лабин оставил Кинсман и, подхватив с пола свой рюкзак, вышел из звуконепроницаемого центра. Буря накинулась на него со всех сторон, а ливень промочил до нитки. Небо наверху своим мраком походило на асфальт внизу; оба сверкали белыми вспышками, когда молнии разрывали пространство между ними. Люди Лабина стояли, не скрываясь, на постах вдоль дамбы, заняв каждую выгодную точку обзора. От воды они казались скользкими и черными, как рифтеры после погружения.

Само собой разумелось, что стрелять будут на поражение. Но даже этого могло не хватить. Если Кларк заберется так далеко, то на набережной предостаточно мест, откуда можно спрыгнуть в озеро. Что вполне укладывалось в план. Лабин этого даже ожидал, затем и привезли сюда подлодки, «шпионов» и дельфинов.

Вот только подлодки были бесполезны около берега, а теперь Кинсман заявила, что дельфины смогут засечь цель лишь в нескольких метрах от себя.

Кен поставил рюкзак на асфальт и расстегнул молнию.

«Но если дельфины не могут ее поймать, с чего ты решил, что справишься сам?»

Как ни странно, он знал ответ на этот вопрос.

Когда Лабин вернулся, Бертон уже ждал его.

– Мы тут окружили группу… о, как мило. Это что, дань уважения врагу? В его последний час?

Кен выдавил из себя слабую улыбку и мысленно пожелал, чтобы Бертон когда-нибудь превратился в угрозу для корпоративной безопасности. В линзах было неприятно, глаза к ним еще не привыкли.

– Что у нас?