Король лесных эльфов также рассуждает практически. Он сильно сомневается, что поход Торина завершится успехом, однако же, если Торин все же сумеет заполучить в свои руки какие бы то ни было сокровища, король лесных эльфов рассчитывает урвать долю и для себя. Он заявляет: «Без моего ведома через Черный Лес им не провезти никаких сокровищ»; его тоже, подобно бургомистру, чрезвычайно интересуют пошлины и грузы. Суждения короля лесных эльфов о замыслах Торина и его шансах на победу основаны не на скептическом складе ума – в отличие от того же бургомистра, – а на том, что он вообще крайне невысокого мнения о гномах. Он «нисколько не верил в то, что гномы захотят сражаться и сумеют победить такого опытного дракона, как Смог». Король лесных эльфов не подозревает Торина в заурядном мошенничестве, однако считает, что тот не способен вырвать свое королевство из лап дракона, который это королевство захватил и владеет им до сих пор.

О драконе, конечно, все (или почти все) прочие благополучно забыли. В песне, с которой уже ознакомился читатель, Смог блистательно отсутствует, и даже Торин (который уж никак не мог позабыть про дракона) изо всех сил старается не вспоминать о его существовании. По словам рассказчика, Торин расхаживает по Озерному городу с таким видом, словно «уже отвоевал свое королевство и нарубил Смога на мелкие кусочки». Бургомистр подначил горожан петь под окнами гномов новые песни, и в песнях этих уверенно говорится про «близкую гибель дракона» и «про то, как по реке в Озерный город вот-вот потянутся суда с дорогими подарками». Самих гномов эти новые песни не приводят «в особый восторг». Без сомнения, неудовольствие гномов объясняется по большей части намеком на то, что жители Озерного города надеются получить свою долю сокровищ. Я, однако же, подозреваю, что, по крайней мере отчасти, гномов не радует малоприятное напоминание, что с драконом еще надлежит разделаться и что Смог вряд ли возьмет да и испустит дух сам по себе, без постороннего вмешательства.

Впрочем, как замечает рассказчик, король лесных эльфов «не совсем был прав» в своей оценке Торина и К°, да и бургомистр Озерного города ошибался. Оба не учли одного: «на что не отважится родовитый гном, когда он задумал отомстить или вернуть свою собственность». Когда Торин начал готовиться к походу на Одинокую Гору, даже бургомистр «удивился и немножко струхнул». Песни-то обернулись чистой правдой: Торин, сын Трейна, сына Трора, воистину возвращается домой.

Сам Торин в этой главе претерпевает ошеломляющее преображение. В самом начале главы он выглядит поистине жалко. Когда Бильбо выпускает Торина из бочки, того невозможно узнать. Он «со стоном повалился на песок», и вид у него был, «как у голодного пса, которого привязали в будке и забыли на неделю». Торин мог бы ожидать, что горожане отнесутся к нему с сочувствием и добросердечием, хотя по «грязному и рваному капюшону с потускневшей серебряной кистью» жители Озерного города, похоже, более склонны были счесть его самым обычным бродягой. Он, без сомнения, смотрится совершенно неуместно и на пиру у бургомистра, и, пожалуй, даже в караулке. В любом случае Торин, кажется, просто обречен выглядеть жалкой пародией на возвращающегося короля.