Горбун, Или Маленький Парижанин - Феваль Поль Анри (1993)

Шаверни уставился на него расширенными от удивления глазами. Сотрапезники расселись по своим местам. На их лицах бледность уже стала уступать место хмельному румянцу. У всех на уме была одна мысль, которую с начала пиршества каждый пытался отогнать, но она все равно висела в воздухе.

Появление Гонзаго заставило весельчаков вернуться к этой мысли.

Пероль попытался прошмыгнуть поближе к своему повелителю, но донья Крус его опередила.

— Позвольте вас на одно слово, ваша светлость, — попросила она.

Гонзаго поцеловал ей руку, и она отошла в сторонку.

— Что это значит? — пробормотал Шаверни.

— Боюсь, — добавила Сидализа, — что скрипок у нас так и не будет.

— Вряд ли речь идет о банкротстве, — заметила Дебуа, — Гонзаго слишком богат.

— Всякое случается, — отозвалась Нивель.

Мужчины участия в разговоре не принимали. Почти все они уставились в скатерть и, казалось, размышляли. Один Шаверни мурлыкал веселую песенку и не обращал внимания на тревогу, охватившую всю гостиную. Ориоль шепнул на ухо Перолю:

— Неужто принц явился с дурными вестями? Фактотум молча отвернулся.

— Ориоль! — окликнула Нивель.

Толстенький откупщик послушно подскочил к своей даме; дочь Миссисипи сказала:

— Когда принц закончит с этой девицей, вы подойдете к нему и скажете, что мы желаем скрипичной музыки.

— Но… — замялся Ориоль.

— Не возражайте! Пойдете и скажете, я так хочу!

Принц продолжал беседовать с цыганкой, и молчание становилось все более тревожным и печальным. Искреннее веселье, еще недавно царившее на этой оргии, исчезло без следа. Если читатель хоть на секунду поверил, что сотрапезники развлекались от всей души, значит, нам не удалось нарисовать верную картину. Они просто делали, что могли. Вино развязало всем языки и заставило лица раскраснеться, однако за натянутым весельем чувствовалась постоянная тревога. И чтобы разрушить его окончательно, Гонзаго достаточно было нахмуриться. Толстяк Ориоль выразил вслух терзавшую всех мысль: случилось что-то скверное.

Гонзаго снова поцеловал руку доньи Крус.

— Вы мне верите? — по-отцовски спросил он.

— Конечно, ваша светлость, — умоляюще глядя на принца, ответила цыганка, — но это ведь моя единственная подруга, моя сестра!

— Я ни в чем не могу вам отказать, милое дитя. Через час, что бы там ни случилось, она будет свободна.

— Правда, ваша светлость? — радостно вскричала донья Крус. — Позвольте я пойду ее обрадую?

— Не сейчас. Останьтесь. Вы передали ей о моем желании?

— Относительно брака? Разумеется, но она и мысли не допускает об этом.

— Ваша светлость, — проговорил Ориоль, заикаясь, но повинуясь повелительному знаку Нивель, — простите, что я вас отвлекаю, но дамы требуют скрипок.

— Не мешайте! — бросил принц и отодвинул откупщика в сторону.

— Ну и дела! — прошептала Нивель.

Гонзаго сжал в ладонях руки доньи Крус и продолжал:

— Я скажу вам только одно: мне хотелось бы спасти того, кого она любит.

— Но, ваша светлость, — воскликнула донья Крус, — если вы изволите объяснить мне, чем этот брак может оказаться полезным для господина де Лагардера, я тотчас же передам ваши слова Авроре.

— Так оно и есть, — отозвался Гонзаго, — мне больше нечего добавить. Разве вы сомневаетесь, что я — хозяин положения? Как бы там ни было, обещаю: никакого принуждения не будет.

Гонзаго двинулся было к столу, но донья Крус удержала его.

— Прошу вас, позвольте мне вернуться к ней, — взмолилась она. — Ваши недомолвки пугают меня.

— Нет, вы мне сейчас понадобитесь, — отрезал Гонзаго.

— Я? — изумилась цыганка.

— Здесь вскоре прозвучат слова, которых эти дамы не должны слышать.

— А я их услышу?

— Нет. Они не имеют отношения к вашей подруге. Вы здесь у себя дома, так что выполняйте роль хозяйки и уведите дам в гостиную Марса.

— Слушаюсь, ваша светлость.