Горбун, Или Маленький Парижанин - Феваль Поль Анри (1993)

— Эти цветы отравлены? — вскричал он.

— Садись на место, — расхохотался Гонзаго, — ты пьян. Шаверни утер ладонью струившийся со лба пот.

— Да, — пробормотал он, — должно быть, я и вправду пьян. Иначе…

Он покачнулся. У него закружилась голова.

9. ДЕВЯТЫЙ УДАР

Хозяйским взором Гонзаго оглядел собравшихся.

— Он совсем потерял голову, — проговорил принц. — Ладно, его я извиняю, но если хоть один из вас…

— Она согласится, — для очистки совести тихо проговорил Навайль, — она не откажется от руки Шаверни.

Протест был робким. Он не мог повлиять ни на что. Но другие не решились и на него. Угроза краха уже прозвучала. Дорога позора — так же как дорога мертвецов Бюргера — гладка) А в ту эпоху оживленной торговли разорение свершалось быстро и неотвратимо.

Теперь Гонзаго знал, что ему позволено все. Эти люди стали его сообщниками. Теперь у него была своя армия. Принц поставил букет на место.

— Можете не беспокоиться, — проговорил он, — мы с вами заодно. Но есть кое-что и посерьезнее. Скоро пробьет девять.

— Узнали что-нибудь новое, ваша светлость? — поинтересовался Пероль.

— Ничего. Я лишь принял надлежащие меры: все подходы к домику охраняются. Готье с пятеркой молодцов стоят у входа в переулок, Кит и еще двое — у ворот в сад. В прихожей дежурят вооруженные слуги.

— А эти два шута? — осведомился Навайль.

— Плюмаж и Галунье? Я не доверил им ни один из постов. Они ждут, как и мы, вон там.

И принц указал в сторону входа на галерею, где после его появления все люстры были погашены. Одновременно с этим двери, ведущие на галерею, оставались распахнутыми.

— Кого мы все ждем — и они, и мы? — неожиданно спросил Шаверни, в чьем пасмурном взгляде вдруг зажегся осмысленный огонек.

— Тебя, кузен, ведь не было здесь вчера, когда я получил это письмо? — ответил вопросом на вопрос Гонзаго.

— Нет. Так кого же вы ждете?

— Того, кто займет это место, — ответил принц, указывая на кресло, пустовавшее с начала ужина.

— Переулок, сад, прихожая, лестница — везде полно вооруженных людей, — с презрением в голосе проговорил Шаверни. — И все это ради одного человека?

— Этого человека зовут Лагардер, — с непроизвольной значительностью произнес Гонзаго.

— Лагардер? — переспросил Шаверни. Затем добавил, ни к кому не обращаясь:

— Я его ненавижу, но когда он поверг меня наземь, то потом сжалился.

Гонзаго, чтобы лучше слышать, наклонившийся к кузену, лишь покачал головой. Затем выпрямился и проговорил:

— Господа, как по-вашему: достаточны принятые мною меры или нет?

Шаверни пожал плечами и рассмеялся.

— Двадцать против одного! — проворчал Навайль. — Что ж, это вполне честно.

— Черт возьми! — воскликнул Ориоль, несколько успокоенный внушительной численностью гарнизона. — А мы и не боялись!

— Как вы полагаете, — снова заговорило Гонзаго, — двадцати человек достаточно, чтобы его подстеречь исхватить, живого или мертвого?

— Даже слишком, ваша светлость! Более чем достаточно! — послышались возгласы сотрапезников.

— Тогда вы можете пообещать, что никто не упрекнет меня потом в недостатке осторожности?

— Уж за это-то я ручаюсь! — воскликнул Шаверни. — Если вам чего-то и недостает, то уж никак не осторожности.

— Я хотел, чтобы вы подтвердили правильность моих действий, — сказал Гонзаго. — А хотите, теперь я выскажу вам свое мнение?

— Конечно, ваша светлость!

Сотрапезники снова принялись за шампанское. Принц Гонзаго встал.