Горбун, Или Маленький Парижанин - Феваль Поль Анри (1993)

Шаузи принес странную новость. Этим утром Шаверни был арестован у себя дома и посажен в карету приставом и стражниками: обычно такого рода путешествия с помощью документа, называемого приказом об аресте, заканчивались в Бастилии. Впрочем, о Шаверни говорили немного: каждого здесь интересовала собственная персона. К тому же всякий опасался своего соседа. Короче говоря, всеобщие чувства сводились к усталости, унынию и отвращению. Всем хотелось остановить свое скольжение по наклонной плоскости. Среди приверженцев Гонзаго в этот вечер не было никого, кто не пришел бы сюда с задней мыслью разорвать заключенный союз.

Пероль сказал правду: все действительно были одеты по-походному: в сапогах, при шпорах и боевых шпагах, в дорожных куртках. Созывая приспешников, Гонзаго потребовал, чтобы они оделись именно так, и это тоже вносило немалую лепту во всеобщую тревогу и опасения.

— Кузен, — проговорил вошедший первым Навайль, — мы снова к вашим услугам.

Гонзаго, покровительственно улыбнувшись^кивнул. Пришедшие по обыкновению учтиво поклонились. Сесть Гонзаго не предложил никому. Взгляд его перебегал с одного лица на другое.

— Ладно, — едва шевеля губами, процедил он, — я вижу, что явились все.

— Нет, не хватает Альбре, Жиронна и Шаверни, — возразил Носе.

Воцарилось молчание: все ждали, что скажет предводитель.

— Господа де Жиронн и Альбре исполнили свой долг, — сухо отрезал он.

— Проклятье! — воскликнул Навайль, — Вы изволите выражаться слишком мрачно и коротко. Мы ведь не ваши подданные, а короля.

— Что же до господина де Шаверни, — продолжал принц, — то он от вина стал слишком совестлив, и я лишил его доверия.

— Благоволите пояснить, ваше высочество, — попросил Навайль, — что это значит: «лишил его доверия»? Нам что-то говорили о Бастилии.

— Бастилия обширна, — проговорил принц, и в его улыбке появилась жестокость, — места хватит и для других.

В этот миг Ориоль был готов отдать свое только что полученное и милое сердцу дворянство, половину всех своих акций и любовь мадемуазель Нивель в придачу, только бы очнуться от этого кошмара. Господин де Пероль стоял в уголке у камина — недвижный, печальный, бессловесный. Навайль взглядом просил совета у своих приятелей.

— Господа, — уже другим тоном вновь заговорил Гонзаго, — я прощу вас не заниматься господином де Шаверни или еще кем-то. Вам скоро предстоит действовать. Поразмыслите хорошенько, доверяете вы мне или нет.

Он окинул собравшихся тяжелым взглядом, заставившим всех опустить глаза.

— Кузен, — тихо проговорил Навайль, — в каждом из ваших слов звучит угроза.

— Кузен, — отозвался Гонзаго, — слова мои очень просты. Угрожаю не я, угрожает судьба.

— Да что же происходит? — послышались голоса.

— Ничего особенного. Партия подходит к концу, мне нужны все мои карты.

Люди невольно пододвинулись поближе, но Гонзаго, отстранив их королевским жестом, встал спиною к огню и принял позу оратора.

— Семейный совет соберется сегодня, — начал он, — и председательствовать на нем будет его королевское высочество.

— Нам это известно, принц, — заметил Таранн, — и мы тем более удивлены, что вы велели нам так одеться. Представать перед собранием подобного рода в такой одежде не принято.

— Это верно, — согласился Гонзаго, — но на совете вы мне не потребуетесь.

У всех одновременно вырвался удивленный возглас. Люди стали переглядываться, а Навайль сказал:

— Значит, речь идет о том, чтобы снова поработать шпагой?

— Возможно, — ответил Гонзаго.

— Ваша светлость, — решительно проговорил Навайль, — я могу говорить только за себя…