Возвращение в Эдем - Розалин Майлз (1984)

– Как ты себя чувствуешь, девочка? – негромко спросил он. – Рад, что ты очнулась. Я не был уверен, что ты выкарабкаешься. Меня зовут Дейв Уэллс. Пожалуй, это все, что тебе нужно знать сейчас. Вот, глотни капельку и отдыхай.

Дни шли за днями, и он понемногу посвящал ее в ход произошедших событий, большинство из которых она никак не могла связать воедино, потому что в памяти у нее зияли провалы и она просто не знала, кто она такая и что с нею сталось.

– Я вытащил тебя из реки чуть больше недели назад. Это просто чудо, что ты осталась жива. У этих старых крокодилов-здоровяков есть привычка прикапывать свою добычу, перед тем как съесть ее, и, если бы я не выхватил тебя у него из кладовки, тебя бы здесь не было и рассказывать об этом мне было бы некому… У тебя сломана челюсть, поэтому не пытайся говорить. Молчи, и тогда все заживет. Эту истину я узнал на своей шкуре, когда работал на опаловых рудниках в Кубер-Педи, много лет назад… а теперь сделай глоточек ради старого Дейва, вот так…

Мало-помалу силы возвращались к ней, однако сознание и память все еще отказывались восстанавливаться. Как-то раз она нашла в себе достаточно сил, чтобы осмотреть себя, и обнаружила, что одета в мужские рубашку и штаны.

– Это – моя одежда, – пояснил Дейв. – От твоей остались одни лохмотья. Я сохранил их, чтобы ты могла вспомнить о том, кто ты такая.

Но вид перепачканных засохшей грязью и кровью обрывков ткани ничего не говорил ей.

– Ты не хотела бы немного пройтись?

Боль стала ее постоянной спутницей. Медленно, опираясь на сильную загорелую руку старого Дейва, она вновь училась ходить. По ночам, лежа в постели, она ощупывала кончиками пальцев свои затянувшиеся раны – шрамы на лице, шее и горле, корочку подсохшей крови на боку, уродливые разрывы на плече и груди, жуткие рубцы на бедре. Дейв подбадривал ее как только мог.

– Ты выздоравливаешь, девочка, – уверял он ее. – У тебя крепкий организм. А у меня есть отвар для заживления ран, рецепт которого подсказал мне мой приятель-абориген. Он делает его из глины и цветов. Пованивает маленько, зато действует безотказно. Видишь, воспалений нет нигде.

Как-то раз Дейв появился у ее кровати весьма довольный собой и одарил ее лукавой улыбкой.

– Сегодня я еду в город, – сообщил он ей, – в это скопище трущоб, что дальше по дороге. Надо купить тебе какую-нибудь одежду. Мы уже скоро поставим тебя на ноги. Чем скорее ты выздоровеешь, тем быстрее сможешь связаться с семьей и друзьями. А теперь ни о чем не беспокойся. Я отлучусь на несколько часов. Вернусь до наступления темноты.

После того как Дейв ушел, она долго лежала на кровати, ломая голову над тем, что означали его слова. Семья? Друзья? Почему ей становится страшно от этих слов и единственным безопасным местом ей кажется эта жалкая хижина? Откуда она родом? Кто она вообще такая? «А ведь я даже не знаю, как выгляжу», – с глухим отчаянием думала она. В хижине Дейва не было ничего похожего на зеркало. «Кто я?» – молоточками стучало у нее в висках.

В конце концов, утомленная мрачными мыслями, она решила попробовать встать. Скоро вернется Дейв. Она наберет в чайник воды из бочки снаружи, как часто делал он, и вскипятит ее, чтобы вместе выпить горячего напитка после его возвращения. Еле-еле переставляя ноги, она взяла чайник и медленно пошла к двери. Замерев на пороге, она почувствовала, как ее израненная душа оживает при виде чудесного летнего дня. Солнце карабкалось по безоблачному небосклону, на деревьях перекликались птицы, и маленькое убежище Дейва представлялось ей раем на земле. Позволив первому робкому лучику надежды проникнуть в свое сердце, Стефани вышла из хижины и направилась к бочке с водой, стоявшей на углу под грубым водостоком. Наклонившись, она окунула в нее чайник, чтобы наполнить его, и гладкая поверхность пошла рябью.