Палач. Да прольется кровь - Андреа Жапп (2012)

– Вовсе нет, – прервала ее женщина из пары, которая смертельно скучала и горела желанием вступить в разговор. – Месье Ленье купил домик по соседству. – Наш приказчик относит туда заказы для демуазель Адель, его подружки, которую он с двумя сыновьями поселил на втором этаже. Детям-то на чистом воздухе куда как лучше[163].

– Какой предупредительный, – вздохнула Мартина, с трудом удерживая рвущийся наружу поток ругательств.

– Это верно, она там хорошо устроена, – подхватил Бастье, бондарь. – Для дочки он не скупится! У нее с четырех месяцев на шее бусы из желтого янтаря[164]. Они и серой амброй пользуются[165]. Я с ними не так уж и близко знаком. Демуазель Адель очень любезна, хотя манеры у нее не очень приличные для женщины. Мы только при встрече обмениваемся парой слов.

– Хорошее соседство, – заметила Мартина, которая была готова поспорить на что угодно, что янтарные бусы, которые Эсташ подарил своей незаконной дочери, принадлежали Этьену. Ко всему прочему, еще и вор!

Бастьен Крезо, исчерпав тему лупанария, принялся рассказывать ей о недавних случаях в своей мастерской. Несколько минут Мартина с заинтересованным видом кивала головой, произносила невнятное «угу», в то же время не слыша ни слова из того, что ей говорилось.

Гнев настолько душил старую служанку, что та была не в силах выпить еще один стакан вина. Поставив перед своими собеседниками блюдо с печеньем, она вдруг сказала:

– О, боже мой, в хорошей компании время летит так быстро! Моя дорогая подруга, должно быть, уже беспокоится, я должна вернуться к ней. Мне было так приятно познакомиться с вами, мэтр бондарь, и с вами, матушка колбасница…

Она коротко кивнула колбаснику, который все это время не проронил ни слова, пристально глядя в свой стакан.

* * *

Мартина вышла в пронизывающий вечерний холод. Уже почти что настала ночь. Улицы были пустынны, мелкий, но достаточно густой снег отбивал всякую охоту к прогулкам и болтовне. Она побрела к лупанарию и стала внимательно разглядывать дома, находящиеся по обе стороны от него. Стоящий справа показался ей не таким зажиточным, и она вспомнила о замечании бондаря насчет того, что дома разврата не должны бросаться в глаза. Там были даже керамические желоба, по которым нечистоты из дома стекали в уличные канавы, дабы не оскорблять обоняние окружающих. Казалось, их установили совсем недавно. Хорошее и не очень распространенное устройство. Шиферную крышу, похоже, тоже обновили совсем недавно.

Мартину просто трясло от злости. Эти деньги принадлежат мадам Агнес и ее сыну, рожденному в благородном законном браке, а вовсе не этой потаскухе, соблазнившей жирного павлина! Обезумев от гнева и не в силах более сдерживаться, думая, что, возможно, она будет потом сожалеть о своем порыве, служанка проникла в дом, снова надела свой чепец и поверх грубого пальто набросила теплую накидку, подбитую кроличьим мехом. Охваченная неистовством, которое испугало ее саму, Мартина вскарабкалась на два марша лестницы, готовая броситься в драку. Она едва замечала, что квартиры, по две на каждой лестничной площадке, выглядели нежилыми. Наконец, задыхаясь, старушка добралась до второго этажа. Сердце ее билось так сильно, что, казалось, готово было лопнуть. Чтобы восстановить дыхание, она глубоко вдохнула распахнутым ртом. На этом этаже была единственная дверь – двустворчатая, выкрашенная под цвет бычьей крови. Мартина не могла сказать, что сейчас руководило ею – возмущение скверным поведением Эсташа де Маленье или страх, что он оставит Агнес в таких ненадежных обстоятельствах. У дам Вигонрен, матери и дочери, не было достаточного состояния, чтобы вести прежний образ жизни, а безжизненные ветви обычно отсекают. И вполне возможно, что пожертвуют именно Мартиной, несмотря на то что баронесса Беатрис питала к ней самую искреннюю дружбу. Она высказалась об этом со здравомыслием женщины, у которой за плечами длинная жизнь в браке: