Дневник убийцы - Джон Мэтьюз (2014)

Они сцепились в смертельной схватке, и дуло пистолета оказалось очень близко к Энцио. Он чувствовал дыхание Килкенни на своем лице. Спастись можно было, только быстро переложив стилет в здоровую руку и прикончив ирландца.

Ударив Дуги в живот, Маччиони почувствовал, что лезвие вошло лишь частично – из-за того, что тот остановил его другой рукой. Сицилиец выдернул нож и взмахнул им снова, попав в челюсть Килкенни, но в последнюю минуту тот вывернулся у него из рук.

Теперь пистолет был всего в двух дюймах от сицилийца. Он в последний раз попытался ударить противника ножом, и лезвие вонзилось в нежную кожу его горла, перерезав сонную артерию. Килкенни залился кровью. Глаза его расширились, зубы заскрипели, но он все равно из последних сил развернул дуло пистолета.

Маччиони знал, что надо было удержать его всего несколько секунд, однако силы стремительно оставляли его, и не было никакой уверенности, что он с этим справится.

Глава 33

Под конец дня адвокат Филипп Станден дождался, пока суета в его конторе затихнет, отпер ящик, торжественно достал оттуда письмо и положил его перед собой на обтянутый кожей стол. С тех пор, как он впервые прочел это письмо после смерти Джефферсона Вайнрайта пятнадцать дней тому назад, он перечитал его пять или шесть раз.

Неделю тому назад Филипп приехал в Ричмонд, чтобы зачитать завещание старшему сыну Вайнрайта Томасу, который унаследовал почти половину состояния отца, и назначил исполнителя. Солидная часть наследства предназначалась младшему сыну Ричарду и дочери Ребекке, если она будет найдена, с оговоркой: если выяснится, что она умерла, то ее часть будет распределена между его сыновьями.

Приблизительно десять процентов состояния умершего распределялись между другими его родственниками. Жена Джефферсона Матильда умерла девять лет тому назад от чахотки, заставив мужа заинтересоваться развитием «Ланетола». И Вайнрайт завещал пять процентов от общего состояния – приблизительно пятьдесят пять тысяч долларов – своему партнеру У.Г. Лангдейлу, основателю компании, которая начала разработку этого лекарства. Это вызвало удивление при зачитывании завещания. Большинство присутствующих, включая двух сыновей покойного, подумали, что он расстался с Уильямом Лангдейлом не по-доброму.

Запечатанное письмо с надписью «Не вскрывать до моей смерти» содержало некоторое объяснение такого решения. Станден многое узнал с тех пор, как четыре года тому назад произошло слияние фирм, но был не до конца в курсе того, что случилось с Уильямом Лангдейлом и его семьей. Письмо пылилось в столе Филиппа больше года, и его беспокоило, какое влияние оно окажет на акционеров компании «Оттмейр и Гленнинг». Но он знал, что по закону не должен откладывать его чтение более чем на тридцать дней после смерти Джефферсона.

Обстоятельства заставляли огласить это письмо как можно скорее. Прежде всего, Томас задавал после объявления завещания неудобные вопросы о том, что означают эти пятьдесят пять тысяч долларов: «Рассказывал ли вам отец что-нибудь о последних делах с Уильямом Лангдейлом, что мне следовало бы знать?» А теперь еще и записка, пришедшая с гонцом от какого-то инспектора Ардженти из нью-йоркской полиции, с сообщением о том, что они, кажется, нашли дочь Джефферсона Вайнрайта: «Попросите Томаса Вайнрайта немедленно связаться со мной в полицейском участке на Малберри-стрит. И еще я хотел бы обсудить с вами некоторые детали слияния компании “Оттмейр и Гленнинг”».

Адвокат размышлял, стоит ли телеграфировать Томасу Вайнрайту или лучше позвонить ему. Учитывая деликатность вопроса, несомненно, лучше было пообщаться с ним по телефону. Вайнрайты были одним из немногих семейств в Ричмонде, у которых был телефон, а сам Филипп все еще стоял на очереди на установку аппарата. Надев пальто и шляпу, он за несколько минут оказался в телефонной будке рядом с конторой «АТ&T».

– Ричмонд двести сорок девять, пожалуйста, – сказал он телефонистке.