Бора-Бора - Альберто Васкес-Фигероа (2005)

— Я так говорю, потому что внимательно наблюдал за морем и ветром, а не тратил время на болтовню с друзьями, — сухо перебил он его. — Прошло чуть более трех часов, как нас догнала последняя волна, и вот когда эта самая волна ударит снова, но уже в правый борт, мы узнаем время, потраченное ею на путь к острову и обратно… Согласен?

— Кажется, да… — Это все, что осмелился сказать испуганный юноша.

— Кажется, кажется… — пробормотал его мучитель. — Не кажется, а так оно и есть!

Мити Матаи был терпелив настолько, насколько должен был быть терпелив учитель, желающий вдолбить в голову не слишком сообразительного ученика простейшие понятия из физики или математики.

— Когда мы узнаем это время, нам будет достаточно определить, с какой скоростью волна двигалась к острову и с какой обратно, сложить эти цифры и разделить на два. — Он, словно после завершения блестящего фокуса, широко развел руки. — Таким образом ты вычислишь приблизительное расстояние до острова.

В течение двух дней и ночей Тапу Тетуануи, словно привидение, с опущенной головой бродил по палубе «Марара». После столь поучительного урока он осознал, насколько на самом деле был несведущ в сложном искусстве мореплавания, и уже был готов отказаться от своей заветной мечты.

Здесь, кроме всего прочего, стоило бы принять во внимание и то, что, не зная письменности, полинезийские моряки не делали никаких заметок относительно скоростей и расстояний. Все вычисления они проделывали устно или в уме, опираясь на опыт и необъяснимое шестое чувство, делавшие коренных жителей островов Тихого океана чем-то похожими на пеликанов.

Осознать то, что волна могла удариться о берег острова и, отхлынув, вернуться назад, было слишком сложно для Тапу. А вычисление расстояния до предполагаемого препятствия ему вообще казалось колдовством, а не частью науки о мореплавании.

Его поведение в течение этих двух дней могло в каком-то смысле сравниться с поведением выпускника школы, который поступает в университет — и неожиданно понимает, что задание, лежащее перед ним, по сложности превосходит все его самые пессимистические предположения.

— Море, звезды, ветер, облака, птицы и даже рыбы нам на каждом шагу о чем-то говорят, — повторял Мити Матаи. — И наша работа заключается в том, чтобы правильно перевести на наш язык их слова.

Но этот язык с каждым днем становился для Тапу все более непонятным, особенно тогда, когда требовалась почти нечеловеческая сосредоточенность.

Человеком, который помог Тапу преодолеть тяжелую депрессию, оказалась отзывчивая Ваине Тиаре. Благодаря своему неисчерпаемому терпению и неиссякаемому юмору, ей наконец удалось встряхнуть страдающего юношу, и он снова готов был бороться со всеми возможными трудностями, только чтобы во всей полноте постигнуть однажды выбранную им профессию.

— Если бы это было так легко, — сказала она, — то самый последний рыбак, выходящий в море, чтобы ловить тунца, считался бы мореплавателем, а самый последний собиратель кокосов мог бы претендовать на руку несравненной Майаны. — Она ласково погладила его по щеке. — Думай о ней! — попросила она. — Вспомни ее глаза, грудь, вспомни запах ее тела. И будь уверен, если ты добьешься своего и станешь великим навигатором, она навсегда будет твоей.

— Мне никогда этого не добиться! — пожаловался он. — Звезд на небе так много!.. Да проживи я десять жизней, я и половины того, что знает Мити Матаи, не постигну. Но даже если я и сумею сделать это, то не смогу потом применить на практике… — Он показал на левый борт катамарана и зло сказал: — Для тебя эти волны тоже шумят по-разному?

Добрая женщина напрягла внимание, силясь выделить какой-нибудь особый звук в монотонном шуме, и наконец, пожав плечами, призналась: