Белый отряд - Артур Конан Дойл (1891)

– Ради всех святых, еще одну схватку! – кричал Джон. – Это была хитрость!

– Ну нет, дружище, довольно, – возразил лучник, – я скорее готов биться с наваррским медведем, чем с тобой. Но, клянусь моим мечом, я приобрел себе хорошего друга и хорошего воина. Да здравствует Белый отряд и новый стрелок Джон Гордль! – При этом лучник протянул свою кружку рыжеволосому детине.

– О, проклятие! – вопил Джон. – Какая досада, что мне не досталась эта перина. Хотя она прошла мимо меня благодаря твоей хитрости, лучник, я сдержу свое слово и отныне принадлежу Белому отряду и душой, и телом. За твое здоровье!

– Но, святая Владычица, что сталось с этим несчастным? – прервал его Эльвард.

В это время маляр, придя немного в себя и окидывая пустым взглядом комнату, встал и, шатаясь, направился к двери, бормоча осипшим голосом:

– Берегитесь эля, добрые люди, он до добра не доведет!

Затем он, погрозив кому-то пальцем, вышел из трактира, сопровождаемый взрывом хохота подвыпивших кутил. Понемногу гости стали расходиться по домам, часть улеглась на полу на импровизированных кроватях, приготовленных заботливой хозяйкой и ее прислужницей. Аллен после стольких впечатлений, полученных за один день, лег спать и вмиг крепко заснул, изредка тревожимый различными видениями. В его голове, как в калейдоскопе, мелькали лица странных людей, встреченных в «Веселом кречете».

VII. Три товарища идут через лес

Едва на востоке занялась заря и первые лучи света проникли в маленькие закоптелые окна, жизнь в трактире снова забила ключом. В те времена все понимали, что из-за дороговизны и скудости осветительных материалов нельзя терять ни минуты дневного света. Но как рано ни поднялась госпожа Элиза, другие опередили ее: кембриджский студент, голова которого, вероятно, была слишком занята размышлениями о высоких материях, исчез до рассвета, забыв заплатить четыре пенса за предложенные ему ужин и ночевку. Пронзительный крик почтенной хозяйки и громкое, дружное кудахтанье кур, которые, воспользовавшись открытой дверью, не замедлили наполнить комнату, разбудили и остальных, не успевших еще проснуться путников.

Немало посмеявшись изобретательности представителя науки, наши знакомые стали быстро собираться в дальнейший путь. Лекарь взобрался на приведенного с соседней конюшни мула в красной попоне и отправился по Саутгемптонской дороге. Зубодер и певец, хлебнув эля, поспешили на Рингвудскую ярмарку, причем глаза у менестреля были красными, налившимися кровью от постоянного пьянства. Лишь лучник, выпивший накануне больше всех и меньше всех спавший, был весел и свеж, как утренняя роса. Поцеловав по дороге все еще опечаленную хозяйку и загнав еще раз на чердак служанку, он пошел мыться к ручью, а когда вернулся, вода струилась с его мужественного лица и всклокоченных волос.

– A, мой милый миролюбец! – воскликнул лучник при виде собиравшегося в путь Аллена. – Куда же ты теперь направляешь свои стопы?

– В Минстед, – ответил последний, – к брату своему Симону Эдриксону, у которого хочу пожить некоторое время. Сколько я вам должен, милая хозяйка?

– Да ты что! – воскликнула госпожа Элиза, стоя с широко открытыми глазами перед вывеской, над которой весь вечер просидел Аллен. – Скажи лучше, сколько мне надо заплатить тебе за твою работу. Провались я на этом месте, если это не настоящий кречет! Да еще с зайчиком в когтях!

– И какие страшные красные глазища! – воскликнула служанка.

– И раскрытый клюв!

– И распущенные крылья! – добавил Джон Гордль.

Молодой послушник от таких простых, но сердечных похвал покраснел, как маков цвет. Хозяйка и слышать не хотела об оплате за ночлег и ужин, так что лучник и Джон Гордль дружески взяли юношу под руки и подвели к столу, на котором уже был накрыт завтрак: копченая рыба, шпинат и кувшин молока.