Убийство на улице Дюма - Лонгворт Мэри Лу

Гасналь ничего не сказал, но отошел в сторону, пропуская судью в гостиную. На этот раз Верлак не спеша огляделся, отметил дорогую стереосистему, о которой говорил Полик, а на полу возле кресла – новую пару швейцарских кожаных туфель. Мишель Гасналь снова опустился на софу, слишком усталый, чтобы интересоваться, зачем судья пришел второй раз. Глянув поверх головы молодого человека, Верлак увидел на стене репродукцию натюрморта Сезанна. Одри Захари, вспомнил он, занималась историей искусства, и ему стало грустно при мысли, что она пыталась придать уют этой квартире.

– Бармен в баре «Золя» подтвердил ваше присутствие в ночь на субботу, – сказал он.

– Так я же вам говорил, – едва слышно произнес Мишель.

– Но также он сообщил, что у вас с мадемуазель Захари произошла бурная ссора, вы обвинили ее в том, что у нее есть любовник, и угрожали ей.

Гасналь закрыл глаза, сделал глубокий вдох.

– Это еще не значит, что я ее сбил.

– Я знаю, Мишель, но мне нужно узнать как можно больше о последних днях Одри. Вы понимаете?

Молодой человек подался вперед и запустил пальцы в волосы.

– Вы правы, прошу прощения.

Он медленно выпрямился – как заскучавший на занятиях студент в ответ на замечание.

Верлак снова сел в кресло.

– Почему вы, Мишель, обвинили Одри в том, что у нее есть любовник?

– Она была сильнее взвинчена и напряжена, чем обычно, – ответил Гасналь со вздохом. – Ей, бывало, позвонят, она убегает, и часами ее нет. Я не понимал, кто это, пока она не стала получать или покупать по-настоящему дорогие вещи. Вы тут смотрели на стерео… вот это одна из них. Сказала, что это было на распродаже. Вы слышали, чтобы на распродажу выставили «Bang & Olufsen»? А вот эти туфли, – он поднял одну из них и выпустил, роняя на пол, – наверняка ей обошлись не меньше чем в две сотни евро.

Верлак взглянул на марку. Он знал, что такие стоят четыреста.

– Она мне сказала, что у нее умерла двоюродная бабка и оставила ей деньги. Я не поверил – она никогда ни про каких бабок, двоюродных или еще каких, не рассказывала. А когда она завела речь насчет покупки вот этой квартиры, тут я встревожился. Как это – сразу купить, без первого взноса, без рассрочки? Тогда я сложил два и два. Она обожала своего начальника, Мута. Он всегда все делает правильно, он такой талантливый, у него такой вкус и так далее. Как-то месяца три назад она сказала, что он к ней клеился, а она уклонилась. Мы оба посмеялись, пошли в бар «Золя» выпить пива. Но тут мне стало ясно, что она на его предложение поддалась, а он…

– Расплатился с ней подарками? Или деньгами?

– Ну да. Вы к тому же выводу пришли бы?

По дороге домой Верлак получил сообщение от Ива Русселя. Придя домой, переобувшись в тапочки и налив себе холодного «Мерсо», он перезвонил прокурору.

– Ив? – сказал он, когда Руссель снял трубку. – Я не прервал ваш ужин?

– Нет, я до сих пор жду! Жена сегодня задалась целью потратить все мои деньги в марсельском магазине, и ужин запаздывает.

Верлак закрыл глаза, отпил вина.

– Я только что вернулся от Мишеля Гасналя.

– Алиби у него нет, конечно?

– Естественно. Заснул у телевизора.

Верлак рассказал Русселю о ссоре между Мишелем Гасналем и Одри Захари.

– Ха! Гасналь известен своей вспыльчивостью, он угрожал Захари при свидетелях… что там еще есть против него?

– Недавно у них появились деньги, – ответил Верлак. – Стереосистема «Bang & Olufsen», туфли ручной работы…

– Так он еще и вор? Откуда у официанта и секретарши такие вещи? И кто вообще покупает стерео, сделанное в Швеции?

– В Дании. Гасналь утверждает, что деньги были у мадемуазель Захари. Она сказала, что получила наследство, но он ей не поверил.