Будильник в шляпной картонке. Колокол смерти (сборник) - Энтони Гилберт (1939)

Они встретились взглядами, встретились и задержали их – на миг, показавшийся Феррису вечностью. Один – исполненный такого покоя и мира, каких беглец не видел с отроческих лет, другой – загнанный и опустошенный. Священник заговорил первым:

– У вас неприятности? Если я могу быть чем-нибудь полезен…

– Нет. – Феррис покачал головой. – Все в порядке. Разве что вы позволите мне остаться здесь.

– Разумеется, милости просим. Но церковь скоро закрывается. Вам есть где провести ночь?

– На Холмах.

– Думаю, могу предложить вам что-нибудь поудобнее.

Феррис бросил на него пронзительный виноватый взгляд.

– А вы знаете, кто я? Хоть какое-то представление имеете?

– Ни малейшего. – Голос викария был негромок и исполнен невыразимой мягкости. – Знаю только, что вам негде приклонить голову.

– Я – грешник. – Феррис и сам не смог бы сказать, что заставило его произнести это слово.

– Как и все мы. – В голосе священника прозвучал покой, сродни покою Холмов, разливающемуся до самого горизонта.

– Но я… нет, вы не поняли… Речь идет об убийстве.

Викарий шагнул вперед, остановился, более пристально посмотрел на пришельца своими ясными, орехового цвета глазами и, кажется, узнал его.

– Вы – Феррис, человек, которого разыскивает полиция. Но это не имеет значения. Повторяю, здесь вы в безопасности.

– Вы укрываете преступника, – хрипло поговорил Феррис.

– Никто не может заставить церковь выдать человека, ищущего ее защиты. Это старый закон, и для меня его вполне достаточно.

– Я не собирался тревожить вас. – Феррис говорил медленно, с трудом. – Я дошел до края.

– Разве могли вы выбрать лучшее место?

– У меня есть знакомый – юрист, я просил его помочь мне, но он отказался. Сказал, что его долг – сдать меня полиции.

– Но я не юрист. Тут все по-другому.

– То есть вы готовы оставить меня на ночь?

– Не можете же вы оставаться на улице. Слишком сыро.

Феррис встал; от долгого пребывания на свежем воздухе он продрог, члены сводило, измученный душой не меньше, чем телом, он с трудом держался на ногах. Не говоря ни слова, он последовал за своим поводырем и через боковую дверь вышел на церковный двор, где под покрытым тучами небом, несколько клонясь набок, мрачно возвышалась каменная стена – большой нескладный дом приходского священника.

– Этот дом с пристройками был возведен во времена, когда у преподобного была жена и дети, количество которых выражалось двузначными числами, – пояснил пастор. – Ну а сейчас моими главными постояльцами являются мыши, хотя, по-моему, время от времени заявляется и крыса.

Пасторская экономка посмотрела на бродягу, вошедшего в дом вместе с хозяином, без тени любопытства; в ее глазах он был лишь последним в длинной веренице отверженных, вечно неустроенных людей, а также избежавших виселицы преступников, использующих неземную доброту пастора. Она принесла горячей воды, мыло, и Феррис побрился. Увидев в зеркале знакомое лицо, он испугался: теперь его так легко узнать.

Пастор предложил ему сигарету, напоил чаем и не задал ни единого вопроса.

– Мне хотелось бы знать, – через некоторое время проговорил Феррис, – что, по-вашему, мне следовало бы сделать.

– Полагаю, вернуться, – без малейших колебаний отозвался священник.

– Вы имеете в виду… в Лондон? Но ведь там меня немедленно схватят.

– На вашем месте, я избавил бы их от этих трудов.

– То есть сдаться самому?

– Полагаю, да.

– Но тогда я окажусь совершенно беззащитен.

– Более беззащитным, чем сейчас, вы быть не можете. Здесь вы даже на юридическую поддержку не можете рассчитывать. Между тем у вас имеется адвокат…

– Адвокат? У меня?

– Некто Крук. В ваше отсутствие он действует от имени вашей жены. Вы что, газет не видели?