Будильник в шляпной картонке. Колокол смерти (сборник) - Энтони Гилберт (1939)

Вот и все – четыре строки намеренно безликим почерком, и ни подписи, ни обратного адреса, ни даже даты. Мэй посмотрела на почтовый штемпель. Придэм – там живет Элси, и там пропал ее мальчик. У Мэй подпрыгнуло сердце: выходит, он жив. Конечно, конечно же, он в тех краях, а если так, полиция должна его найти. Но тут же сердце упало вновь. Эти люди ни за что не дадут полиции добраться до него. Берти – смышленый и памятливый паренек, он везде и всегда узнает своего похитителя, так кто же даст ускользнуть такому ценному свидетелю? Сердце колотилось у нее в груди, как паровой молот. Почти не отдавая себе отчета в своих действиях, Мэй вынесла за дверь полпинты молока с прикрепленной к горлышку бутылки нацарапанной простым карандашом запиской – полпинты, булка белого хлеба, – надела шляпу, вернее, скромную меховую накидку, походящую на рыбное филе, перчатки с темной вышивкой на тыльной стороне, одернула пальто и отправилась к мистеру Круку.

Крук только что повесил свой внушительный котелок, когда доложили о ее приходе. Он принадлежал к числу тех замечательных адвокатов, которые живут не по расписанию. Если Крук на работе, он доступен для всех. Не надо надувать щеки, любил он повторять, жизнь предназначена не для этого.

Увидев Мэй, он сразу понял, что случилось нечто необычное, но когда она рассказала ему, что к чему, Крук долго – ей показалось, целую вечность, – не говорил ни слова. Чего-то в этом роде он и ожидал: обнаружив, что находится под подозрением, пусть даже весьма туманным, Фентон должен был зашевелиться. И ход его, вынужден был признать Крук, оказался мастерским. Если ваш муж узнает во мне человека, выходящего из ювелирной лавки Уркхарта, сына вам больше не видать. Вот к чему все сводилось, и у этого типа хватало мозгов понять, что Мэй отнесется к угрозе с полной серьезностью. Муж ей – кто бы спорил – дорог, но Берти еще дороже. Да и много ли от нее требуется? Просто пусть Феррис скажет, что не может достоверно утверждать, будто человек, которого он видел в темноте огибающим мастерскую, ему знаком. Все просто. Или не очень? Скорее всего дело Уркхарта – единственное, что власти могут вменить Фентону за последние десять лет его жизни. Даже если дело Кристи закрыто, все равно вряд ли Фентону хотелось бы предстать перед судом, ничего хорошего это ему не сулит. Крук пожевал губами и, избегая взгляда Мэй, отвернулся.

Мэй же говорила просто, как говорят отчаявшиеся люди либо родственники умирающего с врачом.

– Скажите же мне, пожалуйста, что надо сделать, чтобы вернуть Берти? Я все сделаю, все, что скажете.

В конце концов, Крук повернулся к ней, посмотрел на нее своими неправдоподобно блестящими глазами и сказал:

– Делать вам ничего не надо.

Мэй так и впилась в него взглядом: она явно ничего не поняла.

– Ничего не делать, когда Берти в… в руках этого человека? Когда в любой момент его… ему могут сделать больно?

– Да ничего ему не сделают! Это просто блеф, колоссальный блеф.

– Но Берти… нет, его надо вернуть. Я должна что-то сделать.

– И что же, например?

– Пойти к Вилли, сказать, чтобы он все забыл про тот вечер, что его вообще там не было…

– И пусть повесят невиновного?

– А откуда нам знать, что он невиновен?

– У нас есть все основания это предполагать.

– Пусть даже так, но почему бы тогда ему самому не позаботиться о себе, как это делают все остальные? А если Вилли скажет, что его там не было, мне отдадут моего Берти.

– Не так-то все просто, – покачал головой Крук. – А что, если того парнишку отпустят, а ваш муж снова передумает и вернется к своим прежним показаниям?

– Если этот молодой человек, как его, Филлипс, окажется на свободе, какое это имеет значение?

– Очень даже имеет. Полиции не понравится, если обвиняемого оправдают. Полицейские будут рыть дальше.