Два капитана - Каверин Вениамин Александрович (2007)

Мне не сразу удалось найти улицу доктора Павлова по той причине, что в «мои» времена на этой улице стоял только один дом, принадлежавший самому доктору, а все остальные существовали лишь на плане, висевшем в окрисполкоме. Теперь среди высоких соседей затерялся маленький дом, в котором за чтением дневников штурмана Климова я некогда проводил свои вечера. Что это были за милые молодые вечера! Осторожно поскрипывали в соседней комнате половицы под легкими шагами Володи. Доктор вдруг крякал, крепко потирал руки и читал вслух понравившееся ему место из книги, а потом начинал кричать на ежа, который почему—то любил жевать его ночные туфли. Анна Степановна входила ко мне – большая, решительная, справедливая, которой можно было все сказать, все доверить, – и молча ставила передо мной тарелку с огромным куском пирога.

…Она и теперь не согнулась, не поддалась горю, только поседела, и две большие, глубокие складки повисли над опустившимся ртом. Что—то мужское показалось в ее фигуре и выражении лица, как это бывает у очень больших стареющих женщин.

– Как же вас называть теперь? – сказала она с недоумением, когда мы встретились в садике перед домом и вошли в столовую, кажется, совершенно прежнюю, с желтым чистым полом и деревенскими половиками. – Вы же мальчиком были тогда. Сколько лет прошло? Пятнадцать? Двадцать?

– Только девять, Анна Степановна. А называйте Саня. Для вас я всегда буду Саня.

С первого взгляда она поняла, что я знаю о Володе, но долго не говорила о нем из того душевного такта, который – я это почувствовал – не позволил ей так сразу, в первые минуты встречи, заставить меня разделить с нею горе. Я сам что—то начал, но она перебила и быстро сказала: «Потом!»

– Что же вы, к нам? Надолго ли? Как я рада, что живы—здоровы!

– Ненадолго, Анна Степановна. Сегодня же улетаем.

– Морской летчик, в орденах, – оказала она, как будто вместе со мной гордилась, что я морской летчик и в орденах. – Откуда же теперь? С какого фронта?

– Сейчас с Новой Земли, а прежде из Полярного. Да прямо от Ивана Иваныча!

– Полно!

– Честное слово.

Анна Степановна замолчала.

– Значит, видели его?

– Да какое там видел! Мы встречаемся очень часто. Разве он не писал вам об этом?

– Писал, – сказала Анна Степановна, и я понял, что она знает о Кате.

Но мне не нужно было останавливать ее, как она остановила меня, когда я заговорил о Володе. Кто же глубже и сильнее, чем она, мог почувствовать мою тоску и волнение, – все, о чем я ни с кем не мог говорить? Она не утешала меня, не сравнивала своего горя с моим – только обняла и поцеловала в голову, а я поцеловал ее руки.

– Ну, как же старик мой? Здоров?

– Совершенно здоров.

– Стар уж стал служить, – задумчиво сказала Анна Степановна. – Ему тут легко с местным народом, на воле. А это не шутка – в шестьдесят один год военная служба. Можно, я друзьям сообщу, что вы прилетели? Как у вас время?

Я сказал, что время до ночи, и, поставив передо мной хлеб, рыбу и кружку самодельного вина, которое очень вкусно делали в Заполярье, она накинула платок, извинилась и вышла.

Да, это было легкомысленно с моей стороны – позволить Анне Степановне сообщить друзьям, что я прилетел. Не прошло и получаса, как легковая машина остановилась у садика, и я с удивлением увидел в ней весь свой экипаж. Стрелок и радист чему—то громко смеялись, а штурман в знаменитых на весь Северный флот широких парадных штанах сидел рядом с шофером и равнодушно пускал в воздух большие шары дыма.

– Саня, за нами прислал товарищ Ледков, – сказал он, когда я вышел. – Садись и едем к нему немедля. Мы позавтракаем у него, а потом…

– Какой товарищ Ледков?