Девочка и мальчик - Мортен Браск (2017)

Медсестра включает сигнализацию, расположенную на стене, в коридоре раздается пронзительный трехтоновый звон. Я хочу подняться с кресла, но успеваю только привстать, потому что врач идет в мою сторону и выдирает несколько полотенец с одной из полок. Я падаю обратно в кресло и смотрю за происходящим. Тело Майи корчится, ноги судорожно изгибаются, огромное количество крови вытекает из нее, кровь бьет из ее утробы, вырастая черно-алым, влажным пятном на простыне и одеяле. Я снова хочу встать, опираюсь на подлокотник, пытаюсь оттолкнуться от него, наклоняюсь вперед, каждое мое движение происходит словно в отрыве от прочих и длится целую вечность. У меня темнеет в глазах, я теряю равновесие, но мне удается не упасть и подойти к кровати. Кровь идет все сильнее, Майя дышит неестественно часто, потом кричит.

– Я боюсь умереть. Я не хочу умирать.

Я хватаюсь рукой за изголовье кровати. Мое сердце качает по венам адреналин. Кровь. Столько крови. Она умрет? Может, уже умирает. Кровь. Майя продолжает извиваться на перепачканной кровью простыне. Врач и медсестра, их схватка с потоком крови. Кровавый бутон распускается на пододеяльнике, кровь собирается в углублениях матраца. Густая. Темная. У меня не укладывается в голове, как в теле Майи могло поместиться столько крови.

Я хватаю полотенце рядом с раковиной, но не знаю, что мне с ним делать, боюсь сделать что-то не так, пытаюсь напомнить о своем существовании врачу и медсестре, но они слишком поглощены происходящим, чтобы заметить меня с полотенцем в протянутой руке.

Звуки ошеломляют, нескончаемый вопль сирены, крики Майи, топот подошв по линолеуму, громкие голоса, бегущие шаги по коридору и тяжелый, гулкий стук, наверное, биение моего сердца.

Они входят в палату, две медсестры и врач, кричат друг на друга, распахивают и закрывают шкафчики, дверцы хлопают, они достают бумагу, простыни, все, что может помочь остановить кровотечение. Все это – быстрыми, точными движениями, частые тренировки превратились в рефлексы, в отточенную хореографию. Я возвращаюсь к окну. По-прежнему с полотенцем в руках.

Наконец льющаяся кровь начинает пульсировать с меньшей силой, ее струйки, текущие из тела Майи, замедляются, но она не перестает кричать.

– Готовьте к срочной операции, – орет врач.

Одна из медсестер выбегает в коридор, включается очередной сигнал тревоги, и сразу же отовсюду сбегаются люди. Они все вбегают в палату – персонал в халатах, врачи, акушерки, медсестры. Я вжимаюсь в оконное стекло. Лучшая помощь с моей стороны – не путаться под ногами.

– Я так боюсь умереть.

Майя снова и снова выкрикивает эти слова. Умереть, кричит она, кричит, что умрет, что боится умирать, и так было всегда, только теперь я понимаю, что все существо Майи – лишь тонкий покров, скрывающий смерть и страх перед ней, но раньше я никогда по-настоящему этого не понимал. Врач прикладывает ладонь к ее лбу.

– Майя, послушай меня, ты не умрешь, ты не умрешь, – кричит он.

– Я боюсь, очень боюсь.

– Майя, у тебя отслоение плаценты. Ты не умрешь. Но мы вынуждены приступить к операции немедленно. Ты будешь жить, я обещаю, что мы не дадим тебе умереть.

Я так напряжен, что не замечаю молоденькую акушерку, пока она не оказывается в шаге от меня. Она единственная, кто не снует по палате. Она двигается медленнее, чем все остальные, словно перемещается в другом измерении. В одной руке у нее два прозрачных пакета со стерильной одеждой, запакованной в пластик. Брюки, футболка, пиджак, белые шлепанцы на деревянной подошве. Она медленным движением протягивает мне пакеты.

– Вы в порядке? – спрашивает она.

Даже говорит она не так, как все, слова как будто опаздывают в пункт назначения, долетая до меня откуда-то издалека.

– Да, я в порядке.

Я слышу, как говорю эту фразу, но не уверен, произношу ли я слова вслух или только мысленно.