Цвет жизни - Джоди Пиколт (2016)

— Звонил Уоллес Мерси. Рут Джефферсон хочет, чтобы он ее консультировал.

Мика свистит, долго и значительно.

— Ты права, — говорит он. — Она и правда тебя ненавидит.

Рут открывает дверь в ночной рубашке и халате.

— Прошу вас, — говорю я, — уделите мне всего пять минут.

— Не слишком ли поздно?

Не знаю, что она имеет в виду: то, что уже почти одиннадцать вечера, или то, что сегодня мы расстались на такой неприятной ноте. Я выбираю первое.

— Я знала, что если позвоню, то вы узнаете мой номер и не ответите.

Она обдумывает мои слова.

— Возможно.

Я поеживаюсь в свитере. После звонка Уоллеса Мерси я села в машину и поехала, даже не взяв куртку. В голове у меня была одна мысль: нужно перехватить Рут до того, как она отправит договор обратно.

Я делаю глубокий вдох.

— Дело не в том, что мне безразлично, как к вам отнеслись… Мне это не безразлично. Просто я знаю, чем привлечение Уоллеса Мерси обернется в ближайшем будущем. Да и не в ближайшем тоже.

Рут смотрит, как меня снова пробирает дрожь.

— Входите, — говорит она, помолчав.

На диване уже лежат подушки, простыня и одеяло, поэтому я сажусь за кухонный стол. Из-за двери спальни высовывает голову ее сын.

— Мама? Что происходит?

— Все хорошо, Эдисон. Ложись спать.

Он глядит на нас с сомнением, но потом голова исчезает, дверь закрывается.

— Рут, — прошу я, — не подписывайте этот договор.

Она тоже садится за стол.

— Он обещал не вмешиваться в то, что вы делаете в суде…

— Вы навредите себе, — говорю я прямо. — Только представьте себе: разъяренные толпы на улице, ваше лицо в вечерних новостях, эксперты-юристы обсуждают ваше дело в утренних программах… Не стоит давать им возможность рассказывать о вашем деле, пока мы сами не сделаем этого. — Я указываю на закрытую дверь спальни Эдисона. — Подумайте о сыне. Вы готовы к тому, что его личная жизнь станет достоянием общественности? Ведь именно это происходит, когда становишься символом. Мир узна`ет все о вас, о вашем прошлом, о вашей семье, выставит вас на всеобщее обозрение. Ваше имя будет известно так же, как имя Трейвон Мартин. Вы уже никогда не сможете вернуть себе свою жизнь.

Она встречает мой взгляд.

— Он тоже не смог.

Истинность этого заявления разделяет нас, как ущелье в горах. Я заглядываю в бездну и вижу все причины, почему Рут не должна этого делать. Она же, глядя вниз, без сомнения, видит все причины, почему должна это сделать.

— Рут, я знаю, что у вас нет повода доверять мне, особенно учитывая то, как белые люди в последнее время обходятся с вами. Но если Уоллес Мерси получит свое, вы окажетесь в опасности. Поверьте, вам меньше всего нужно, чтобы это дело разбирали в СМИ. Пожалуйста, давайте сделаем по-моему. Дайте мне шанс. — Я мгновение колеблюсь. — Я прошу вас.

Она складывает на груди руки.

— А если я скажу, что хочу, чтобы присяжные узнали, что со мной случилось? Чтобы они выслушали мою версию этой истории?

Кивком головы я заключаю сделку.

— Тогда мы дадим вам выступить на суде, — обещаю я.

Самое интересное в Джеке Денарди то, что на письменном столе он держит шарик из резиновых лент размером с голову новорожденного ребенка. В остальном он именно тот, кого вы ожидаете увидеть работающим в редко кем посещаемом обшарпанном кабинете в Мерси-Вест-Хейвенской больнице: брюшко, серая кожа, зачес, прикрывающий лысину. Это бумажная крыса, и единственная причина моего появления здесь — охота. Я хочу узнать, могут ли они рассказать о Рут что-то, что поможет ей… или навредит.

— Двадцать лет, — говорит Джек Денарди. — Столько она здесь проработала.

— Сколько раз за эти двадцать лет Рут повышали? — спрашиваю я.

— Посмотрим. — Он копается в бумагах. — Один раз.

— Один раз за двадцать лет? — недоверчиво переспрашиваю я. — Вам не кажется, что это маловато?

Джек пожимает плечами.