Цвет жизни - Джоди Пиколт (2016)

— У младенцев с MCADD велика вероятность смерти при первом же клиническом эпизоде гипогликемии, когда сахар в крови падает.

— Как это проявляется внешне?

— Ребенок становится сонным, неповоротливым. Раздражительным. Отказывается от грудного кормления.

— Давайте предположим, что ребенка с недиагностированным MCADD должны обрезать. Что-то в этой процедуре может усугубить болезнь?

Педиатр кивает.

— Обычно перед операцией ребенка с шести утра не кормят. Для ребенка с MCADD это приведет к снижению сахара в крови, а это может вызвать гипогликемию. Чтобы этого не произошло, ребенку дают десятипроцентную глюкозу до и после операции.

— Вы брали у Дэвиса Бауэра кровь на анализ, не так ли?

— Да.

— Не могли бы вы сообщить жюри, какой у ребенка был тогда уровень сахара в крови? — спрашивает Кеннеди.

— Двадцать.

— При каком уровне считается, что у новорожденного гипогликемия?

— Сорок.

— Значит, уровень сахара в крови Дэвиса Бауэра был опасно низким?

— Да.

— Это может привести к остановке дыхания у ребенка с не выявленным MCADD?

— Сказать наверняка не могу, но это возможно.

Кеннеди поднимает папку.

— Я хочу зарегистрировать вещественное доказательство номер сорок два, — говорит она. — Это результат неонатального скрининга Дэвиса Бауэра, затребованный стороной защиты.

Одетт вскакивает с места:

— Ваша честь, что за трюки? Защита не поделилась этим с обвинением…

— Это потому, что я получила результаты только несколько дней назад. Все эти месяцы о них очень удачно никто не вспоминал, — отвечает Кеннеди. — Что я могла бы назвать препятствованием отправлению правосудия…

— Подойдите ко мне.

Судья подзывает обеих к себе. Включается генератор шума, чтобы ни я, ни присяжные не услышали, о чем они говорят. Когда они после явно напряженного разговора с обильной жестикуляцией заканчивают, лицо Кеннеди густо залито краской. Но документ передают секретарю и приобщают к делу.

— Доктор Аткинс, вы можете рассказать нам, что вы видите? — спрашивает Кеннеди.

— Это результаты скрининга новорожденного, — говорит педиатр, просматривая страницы, и вдруг восклицает: — Боже!

— Вы увидели в результатах что-то, заслуживающее внимания, доктор Аткинс? В результатах, которые не были обработаны из-за того, что лаборатория в выходные не работала? В результатах, которые попали к вам только после смерти Дэвиса Бауэра?

Педиатр отрывается от бумаг:

— Да. У Дэвиса Бауэра позитивный результат на MCADD.

Когда заседание прерывается, Кеннеди очень гордится собой. Она говорит быстро, словно выпила четыре большие чашки кофе, и, похоже, считает, что мы уже выиграли дело, хотя судебное разбирательство только началось и мы еще даже не приступили к активной защите. Она говорит, что я должна выпить большой бокал вина, чтобы отпраздновать феноменально успешный день свидетельских показаний, но мне, честно говоря, больше всего хочется вернуться домой и заползти в кровать.

У меня перед глазами стоит Дэвис Бауэр и выражение лица доктора Аткинс, когда она поняла, какими были результаты теста. Да, Кеннеди поделилась ими со мной два дня назад, но сегодня это было еще ошеломительнее. Видеть, как кто-то из моих коллег по больнице — тот, кто мне нравился и кому я доверяла, — смотрит на меня и думает: «Вот если бы только…» Это меня слегка отрезвляет.

Да, это судебный процесс против меня.

Да, меня обвинили в том, чего я не совершала.

Но мертвый ребенок никуда не делся. Никуда не делась мать, которая не увидит, как он будет расти. Меня могут оправдать, я могу стать сиятельным ореолом для Уоллеса Мерси; я могу подать в Гражданский суд иск на возмещение морального ущерба и получить такую компенсацию, что можно будет не волноваться насчет оплаты колледжа для Эдисона… И все равно я буду знать, что в этом деле по-настоящему выигравших нет.