Цвет жизни - Джоди Пиколт (2016)

— Вам, — отвечаю я, — делать ничего не надо. Я с этим разберусь.

Я вижу ее внутреннюю борьбу, вижу, как она пытается заставить себя принять этот дар.

— Ладно, — говорит Рут.

Я замечаю, что все это время она сохраняет контакт с сыном. Даже после пощечины ее ладонь остается на его руке, плече, спине. Когда я уезжаю, они стоят вместе на пороге. Мать и сын, запутавшиеся в жалости друг к другу.

Домой я возвращаюсь в четыре утра. Ложиться в постель в такое время глупо, и вообще я слишком возбуждена, чтобы уснуть, поэтому решаю немного прибраться и приготовить Мике и Виолетте на завтрак блинчики.

Когда идет суд, мой домашний кабинет с каждым днем захламляется все больше и больше. Это неизбежно. Но в случае Рут все уже понятно, поэтому я на цыпочках иду во вторую спальню и начинаю складывать документы по делу в коробки. Я собираю бумаги, папки, записки, сделанные во время представления доказательств. Пытаюсь найти нулевой уровень.

Я случайно задеваю одну из папок на столе, и та падает на пол. Подбирая страницы, я просматриваю показания Бриттани Бауэр, которые так и не были заслушаны в суде, и ксерокопии результатов из лаборатории с указанием на наличие у Дэвиса Бауэра нарушений обмена веществ. Это долгий общий список. Почти во всех пунктах стоит «норма», кроме, разумеется, пункта MCADD.

Я просматриваю остальные строки, на которые до сих пор не обращала особого внимания, поскольку сразу ухватилась за главное и занималась только им. По всем остальным показателям Дэвис Бауэр выглядел обычным ребенком со стандартными результатами тестирования.

Я машинально переворачиваю страницу и понимаю, что на другой стороне есть продолжение.

Там, посреди моря «норм», мне бросается в глаза слово «нарушение». Оно находится гораздо ниже в списке результатов. Этот пункт не так важен? Может быть, менее опасен? Я сравниваю результаты с лабораторными тестами, которые были представлены в суде: нагромождение списков белков, которые я не могу выговорить, зубчатые графики спектрометрии, которые я не понимаю.

Я останавливаюсь на странице, которая выглядит как круговой спектр. «Электрофорез». «Гемоглобинопатия». И в нижней части страницы результаты: HbAS/гетерозиготн.

Я сажусь за компьютер и ввожу результаты в «Гугл». Если у Дэвиса Бауэра имелось еще какое-то отклонение с медицинской точки зрения, я даже сейчас могу представить его в суде. Я могу потребовать новое рассмотрение из-за вновь открывшегося обстоятельства.

Можно начать все сначала с новым жюри присяжных.

«Обычно не опасное для жизни состояние носителя», — читаю я, и мои надежды рушатся. Вот тебе и очередная потенциальная причина для естественной смерти.

«Семью следует проверить/проконсультировать».

«Гемоглобины перечислены в порядке присутствующего гемоглобина (F > A > S). FA = норма. FAC = переносчик, серповидно-клеточная особенность. FSA = серповидная бета-плюс талассемия».

Тут я вспоминаю кое-что, сказанное Айвеном.

Я опускаюсь на пол, беру пачку протоколов показаний и начинаю читать.

Затем, хоть сейчас и половина пятого утра, я хватаю телефон и просматриваю историю входящих вызовов, пока не нахожу нужный номер.

— Это Кеннеди Маккуорри, — говорю я, когда Уоллес Мерси отвечает хриплым со сна голосом. — И вы нужны мне.

В понедельник утром лестница заполнена операторами с камерами и журналистами. Среди них много представителей других штатов, подхвативших историю о чернокожем парне, который писал расистские оскорбления в адрес себе подобных, сыне медсестры, которую судят в этом же здании за убийство ребенка белого расиста. Несмотря на то что я научила Говарда, как себя вести, если меня к нему не отпустят, судья Тандер поражает меня в очередной раз, соглашаясь отложить прения до десяти утра, чтобы я смогла выступить адвокатом Эдисона, прежде чем снова заняться Рут… Пусть даже для того, чтобы быть официально уволенной.