Цвет жизни - Джоди Пиколт (2016)

Камеры следуют за нами по коридору. Я держу Рут под руку и даю Говарду указание прикрывать Эдисона. Все приготовления занимают не более пяти минут. Эдисона отпускают под личное обязательство, назначается дата предсудебного совещания. Потом мы пробиваемся через прессу в обратную сторону.

Никогда еще я так не радовалась возвращению судьи Тандера в зал, куда не допускаются журналисты.

Мы заходим в зал и направляемся к столу защиты. Эдисон, стараясь не привлекать к себе внимания, садится в первом ряду. Но как только мы рассаживаемся, Рут, нахмурясь, смотрит на меня.

— Что вы делаете?

Я растерянно моргаю.

— Что?

— То, что вы представляете Эдисона, еще не значит, что что-то изменилось, — отвечает она.

Прежде чем я успеваю ответить, судья занимает свое место и видит меня в разгар напряженного разговора с клиентом

— Стороны готовы начинать? — спрашивает он.

— Ваша честь, — говорит Рут, — я хотела бы отказаться от адвоката.

Я уверена, до этой секунды судья Тандер полагал, что в зале суда уже ничто не может его удивить.

— Госпожа Джефферсон, почему, скажите на милость, вы хотите отказаться от адвоката после того, как защита уже закончила представлять доказательства? Нам осталось только провести прения.

У Рут ходят желваки.

— Это личное, Ваша честь.

— Я бы настоятельно рекомендовал вам не делать этого, госпожа Джефферсон. Адвокат Маккуорри знакома с делом и, вопреки ожиданиям, оказалась очень подготовленной. Она всегда действовала в ваших интересах. Моя задача — довести этот процесс до конца и проследить, чтобы он не затягивался. У нас есть присяжные, которые слышали все доказательства. И у нас нет времени на то, чтобы вы искали другого адвоката, а сами себя вы представлять не можете. — Он смотрит на меня. — Это невероятно, но я даю вам, госпожа Маккуорри, еще один получасовой перерыв, чтобы вы и ваш клиент смогли договориться.

Я велю Говарду оставаться с Эдисоном, чтобы до него не добралась пресса. По дороге в уже привычную комнату для совещаний нам тоже пришлось бы проходить мимо прессы, и вместо этого я веду Рут через другую дверь к женскому туалету.

— Извините, — говорю я женщине, подошедшей следом за нами, и запираю дверь изнутри.

Рут прислоняется к рукомойнику и складывает руки на груди.

— Я знаю, вы думаете, что ничего не изменилось, и, возможно, для вас так и есть. Но для меня изменилось, — говорю я. — Я услышала вас, четко и ясно. Может быть, я этого не заслуживаю, но я прошу вас дать мне последний шанс.

— С чего бы это? — с вызовом спрашивает Рут.

— Потому что когда-то я сказала вам, что не замечаю цветов… теперь же я только их и вижу.

Она делает шаг к двери.

— Мне не нужна ваша жалость.

— Вы правы, — киваю я. — Вам нужна справедливость.

Рут останавливается, но не оборачивается.

— Вы имеете в виду равенство, — поправляет она.

— Нет, я имею в виду справедливость. Равенство — это когда ко всем относишься одинаково. А справедливость — это когда относишься с учетом различий, чтобы у каждого был шанс на успех. — Я смотрю на нее. — Первое звучит справедливо. Второе является справедливым. Это все равно, что на экзамене выдать задание двум детям, но если один слепой, а другой зрячий, то результаты будут недостоверными. Первому нужно дать задание, напечатанное шрифтом Брайля, а второму — напечатанное обычным способом, и задания должны быть идентичны. Все это время я давала жюри обычные распечатки, потому что не понимала, что они слепы. Что я была слепой. Пожалуйста, Рут. Я думаю, вам понравится то, что я скажу.

Рут медленно оборачивается.

— Последний шанс, — соглашается она.

Когда я встаю, я не одинока.