Танго в стране карнавала - Кармен Майкл (2007)

— Делай вот так. Это же просто. — С этими словами экс-королева карнавала прошлась по залу. Она вся вибрировала, быстро перебирала ногами, а бедра выписывали совершенно непристойные восьмерки. Ей было под пятьдесят, а тело, как у восемнадцатилетней, и все это было жутко несправедливо. Это все равно что слушать, как американец говорит по-французски, или смотреть, как немцы пытаются танцевать регги. Но никогда и нигде до такой степени не чувствуешь себя иностранцем, как в Бразилии, танцуя самбу.

— Ощущение было, как будто у меня три ноги, — жаловалась я впоследствии Фабио.

— Ну, как раз этого женщине никогда не понять, — возразил он и снова залился озорным смехом.

Наблюдая, как развиваются наши отношения с Фабио, все только удивленно пожимали плечами.

— Ну, как там твоя чудесная любовь? — поддел меня однажды Густаво, когда мы с ним нежились на пляже. — Все это так романтично. Никогда не видел ничего подобного. Наследница короля-скотовода теперь стала королевой Лапы. Она проведет остатки дней, любуясь луной, распевая под укулеле и питаясь любовью. — Густаво рассмеялся, в восторге от своей фантазии. — А потом ты состаришься, нарожаешь ему детей и станешь Марией, будешь крутиться по хозяйству, гнуть спину на своего мужа, с ребенком в одной руке и тряпкой — в другой. И не ныть. Марии никогда не ноют. Что за счастливая жизнь! Вот уж твой отец порадуется, узнав, что зря истратил столько денег на твое образование.

Я смеялась вместе с ним.

— Нет, серьезно, дорогая, ну как я могу подобрать тебе реального человека, настоящего мужчину, если ты постоянно болтаешься с этими никчемными бродягами? — спросил Густаво с преувеличенным возмущением.

— Мне кажется, Фабио настоящий мужчина, — поделилась я.

Густаво от этих слов пришел в негодование:

— Какой он мужчина! Он музыкант, богема.

— Ой, я тебя умоляю! — воскликнула я.

— Дорогая, надеюсь, ты не всерьез помышляешь об отношениях с ним?

— Я всерьез отношусь к ним как к нормальному курортному роману.

— Это будет ужасно, — театрально простонал Густаво.

— А по-моему, Густаво, ты слегка преувеличиваешь.

— Он же не такой, как мы, дорогая, — предостерег мой квартирный хозяин.

— Чем? Тем, что беден?

Густаво прервал меня, выразительно покрутив кистью:

— Да всем! А впрочем, поступай, как знаешь. Все равно ты так и сделаешь. А все потому, что ты так юна. Но только помни, что время летит незаметно…

С этими словами Густаво отвернулся и стал любоваться искрящейся синевой Атлантики, время от времени ностальгически вздыхая. Глядя на эту вечную красоту, трудно было поверить, что все в мире преходяще.

Дело было на восьмом участке Ипанемы, в barraca Мириам. Мы с Густаво лежали на полосатых шезлонгах, попивая кокосовый сок, который нам подавала слоноподобная мадам в узких полосках лайкры, притворяющихся купальником. Вокруг фланировали неприличной красоты мужчины, напоминающие павлинов: стоило им заметить, что кто-то бросил в их сторону взгляд, они тут же останавливались и принимались картинно разминаться, демонстрируя мускулатуру.

Обычно я предпочитала девятый участок Ипанемы, раздел пляжа, облюбованный богатой богемой, бразильскую Тамараму.[47] На девятом участке я выбирала barraca Батисты, где заправлял полноватый чернокожий мужчина с типичной, невероятно широкой улыбкой кариоки. Раньше он имел дело с поп-звездами Рио-де-Жанейро, помогал им с наркотиками, но попался, отсидел и теперь обслуживал пляжные тенты. Старый «ипанемец», он застал времена, когда нравы были даже свободнее теперешних — носился на мотоцикле отсюда к фавелам и обратно, играл босса-нову с молодыми хиппи Зоны Сул, пока все не накрылось из-за наркотиков и полиция не начала настоящую гражданскую войну в собственном городе. «То были старые добрые времена, — говаривал он, — а потом все пошло кувырком».