Танго в стране карнавала - Кармен Майкл (2007)

Перейдя последнюю дорогу перед Мангейрой, мы зашли в pasteleria, закусочную, этакий бразильский «Макдоналдс» для бедных, чтобы подкрепиться перед тем, как входить в фавелу. Фабио заказал два стакана мутно-зеленого тростникового сока у человека, который хмуро давил длинные стебли тростника маслянистым черным колесом. Женщина выудила из бездонного бурлящего чана жирные пирожки с жареным сыром и положила их перед нами на лист оберточной бумаги.

— Здесь есть телефон, откуда можно позвонить? — обратилась я к ней, но она лишь молча ткнула пальцем в ту сторону, откуда мы пришли.

— Только там?

— У нас в фавеле телефонов нет, потому что мы их ломаем, — пояснила она с кислой усмешкой.

Я только подняла брови. Боюсь, даже сочувствие выглядело бы сейчас проявлением высокомерия.

— Придется вам вернуться немного назад, в реальный мир, — сказала женщина, и, к моему удивлению, выражение ее лица немного смягчилось.

— Вы живете там, выше? — спросила я, махнув в направлении холма Мангейра.

Женщина тихонько фыркнула:

— Хм… как же я выгляжу? Я что, на козу похожа? Только козы скачут по горам. А я живу здесь, внизу. У реки. — И она указала рукой на черную струйку грязи, вытекающую из цементной трубы.

Я подумала, что мир окончательно свихнулся и определение цивилизации поменялось. Всего-навсего пересекли дорогу, и вот, поди ж ты, мир университетов, сетевых аптек и телефонов-автоматов остался где-то далеко позади и кажется недостижимым. Всего-то перешли через дорогу — и в этот момент все поменялось: чистенькое, стерильное и безопасное уступило место чему-то тягостному, опасному, кишащему.

Согласно официальному определению, фавелы, иногда называемые морру,[54] — нелегально, самовольно возведенные поселения. Однако правительство постепенно начинает легализовывать часть построек с тем, чтобы обеспечить получение сборов и налогов от их населения, составляющего, по данным неправительственных организаций, более тридцати процентов населения Рио-де-Жанейро. Правительство приводит другие цифры, заявляя, что в фавелах проживает около десяти процентов, но надо еще учитывать, что многие отрицают, что живут в фавелах, и указывают другие адреса, даже во время переписи.

Качество жизни и уровень насилия в разных фавелах очень сильно различается, неизменно одно: фавела — это трущоба. Она может располагаться бок о бок с самым что ни на есть шикарным байру в Рио, но если твой адрес — фавела, то возможности трудоустройства мгновенно сокращаются до самой тяжелой, неквалифицированной и низкооплачиваемой работы. У человека с адресом «фавела» жизнь моментально обесценивается.

Средние и высшие слои в Рио-де-Жанейро боятся фавел, однако, поскольку ничего лучше (или дешевле) предложить никто не может, с фавелами мирятся — но держат в изоляции от «приличного общества». В результате старые фавелы, такие как Мангейра, Провиденсиа и Росинья, — высокоорганизованные поселения, с ассоциациями жителей, политическим представительством и пусть доморощенными, но все же элементами технического прогресса, позволяющего населению пользоваться бесплатным электричеством, водопроводом, канализацией, подключенными к государственным сетям. Но фавелы нельзя назвать коммунами: они возникли по необходимости, а не на основе определенной идеологии. Новички должны обращаться за разрешением поселиться в фавеле к ассоциации жителей, но, если только они не близкие родственники, редко получают положительный ответ. Для многих новых семей, прибывающих с обнищавшего северо-востока Бразилии, единственная возможность — создать новую фавелу. Увы, вопреки возмущенным письмам-протестам, которые почти ежедневно публикует газета «О Глобу», слабая и коррумпированная власть Рио-де-Жанейро неспособна, да и не заинтересована в том, чтобы как-то решить вопрос с крытыми ржавой жестью хибарами, облепившими зеленые склоны живописных холмов.