Танго в стране карнавала - Кармен Майкл (2007)

Мы миновали безлюдные цементные трибуны Самбадрома, знаменитой улицы, с которой каждый год в феврале стартует карнавальное шествие. Позади виднелись фавелы Фалете, Фогетейру и Празереш, они прилепились к холмам всех оттенков терракотового, красного и коричневого — в Бразилии это цвета земли и нищеты. Единственным исключением была странная белая полоска за Самбадромом, фавела Короа, в которой жители Санта-Терезы по выходным приобретают кокаин. Власти выдали жителям этой фавелы несколько тысяч галлонов белил, чтобы нищета не так бросалась в глаза, когда камеры показывают карнавал, — теперь их лачуги выделялись, как белая прореха на расползшейся ржавой кляксе.

Высоко на холме слева я увидела белоснежные готические шпили Шато Идеал, где Густаво в праздности проводил время у бассейна. Отсюда замок казался маяком, воздвигнутым на возвышении из многих миль ржаво-красных волн фавел.

В этот момент Авенида Президенте Варгас рассыпалась на несколько отдельных дорог. Наша часть превратилась в грубо гудронированое шоссе, а окрестные улицы все больше походили на трущобные кварталы северного Рио. Справа от нас появились угольно-серые железнодорожные пути. Граффити на стенах от одной железнодорожной станции к другой становились все мрачнее и агрессивнее. Снова и снова появлялся значок КВ — «Команду Вермелью», одной из крупных преступных группировок, занимающихся наркоторговлей. Раскидистые оити, которые тянутся вдоль улиц южного Рио, исчезли, зато на каждом шагу теперь встречались устрашающе-агрессивного вида полицейские посты. Слева от нас бесшумно проехал черный «рэнджровер», украшенный огромным серебристым черепом и скрещенными костями. Я успела разглядеть полицейских в черной форме, вооруженных пулеметами. На всех были солнцезащитные очки-авиаторы и черные футболки в обтяжку. «УПОВАЕМ НА БОГА», — было написано на заднем стекле. Я вопросительно обернулась к Фабио.

— БОПЕ,[53] — шепнул он.

— Кто они такие? — спросила я.

— Эскадроны смерти, — ответил он снова шепотом.

— Да ладно тебе, какие еще эскадроны смерти? — засомневалась я.

— Ты что, сама не понимаешь, что такое эскадрон смерти? — сухо спросил Фабио.

— Самосуд?

Но Фабио промолчал. Вместо ответа он начал напевать песнь о приезде в Мангейру: «Прибыли, Мангейра, о-о, вот и Мангейра!», — другие пассажиры смотрели на него и улыбались.

Мы вышли из автобуса около Государственного университета Рио-де-Жанейро, здания в советском стиле, охраняемого гражданской полицией, и отправились в фавелу. Бразильский флаг, украшенный позитивистским и идеалистическим девизом «Порядок и прогресс», безжизненно обмяк от полуденной, как в духовке, жары. Горстка дешевых лавчонок, синие пузыри — будки телефонов-автоматов и учебные корпуса служили нуждам немногочисленных студентов (время от времени кто-нибудь из них появлялся и проходил по огороженной территории). В отсутствие морского ветра — до Санты-Терезы бриз все-таки добирался — температура была минимум на пять градусов выше, и я держала руку козырьком над глазами, чтобы защитить их. Цифровое табло часов-термометра показывало 38 градусов. Мы свернули за угол, и Фабио махнул рукой:

— Смотри.

Фавела раскинулась на низком округлом холме, но каковы его естественные очертания, определить было трудно, столько на нем понастроили домов и домишек. Они выглядели как сотни ржавых картонных ящиков, поставленных один на другой и связанных друг с другом перекрученными пучками проводов — нелегальной электропроводкой. Над каждой крышей парили разноцветные воздушные змеи, из каждой щели торчали банановые листья, а сверху слышался треск фейерверков.