Танго в стране карнавала - Кармен Майкл (2007)

Старый как мир трюизм, гласящий, что власть развращает, в этой ситуации перестал отражать истину. Вскоре возникновение жестокой преступной группировки, называемой «Терсейру Команду» («Третья команда») — наряду с некоторыми другими факторами, — вынудило правительство сформировать элитные ВОРЕ. Низкие зарплаты в ВОРЕ, в свою очередь, привели к появлению отрядов частной полиции. Сейчас в Рио-де-Жанейро бушует настоящая городская война, хотя никто не желает этого признавать, — прежде всего по той причине, что признание факта военных действий потребовало бы от правительства выработки какой-то идеологической позиции. Это было бы слишком, даже для среднего класса в Рио, признать, что демократическое правительство ведет войну, причем не под таким благопристойным предлогом, как, например, самооборона, или не таким важным, как защита прав человека, и даже не за нефть — тоже вещь достаточно необходимая, — они просто воюют с бедняками. Черные, бедные и бездомные — вот три исчадия зла в Рио-де-Жанейро.

У Фабио нет фотографии отца, но всякий раз, приходя в burraco quente, он расспрашивает о нем стариков. Иногда находит тех, кто его еще помнит, и они рассказывают всякие истории, а Фабио заталкивает их в свою упрямую память и бережно хранит рядом со старыми карнавальными барабанами и прочим утилем, а потом они нет-нет да сверкнут ослепительно, словно крохотные подлинные алмазы.

В тот день мы начали поиски в баре burraco quente. Мы встретили там двух форменных алкоголиков, которые утверждали, что помнят его. Даже если бы я не была уверена, действительно ли Маурисио приходился Фабио отцом, достаточно было бы посмотреть, как старшина ассоциации местных жителей, явно наделенный незаурядными актерскими способностями, изображает Маурисио Баррето, чтобы отбросить всякие сомнения. У меня на глазах возник другой человек, и он был мне странно, пугающе знаком: вот он сутулится, как бы стесняясь высокого роста, вот, смешливо щурясь, озорно поглядывает на окружающих, вот заразительно хохочет — все это мне было знакомо до мелочей.

После глубокого знакомства с воспоминаниями о Маурисио я предложила продолжить путь наверх, к Вила Мизериа, самой бедной части фавелы. Но Фабио воспротивился и потянул меня вниз, к подножию холма.

— Там дом Картолы, — пояснил он с ободряющей улыбкой.

Может, я и собиралась понять что-то про нищету, но у Фабио относительно меня были другие намерения — добиться, чтобы я поняла самбу. Сам бедный, он меньше, чем я, интересовался бедностью, зато неутомимо отыскивал все новые возможности посвятить каждый свой день изучению самбы и просто удовольствию от встречи с ней.

— У меня сегодня день рождения, — сообщила я однажды, намереваясь отправиться с ним в Ипанему за кайпириньей и пляжным массажем.

— Неужели? Какая же ты счастливица. — Фабио даже отступил на шаг с таким видом, будто не верит своему счастью. — Ведь сегодня еще и праздник — День самбы, на автомобильной стоянке за супермаркетом Вила Изабел. Там заодно и твой день рождения отпразднуем.

Бывшее жилище Картолы, крестного отца самбы, не слишком походило на дом — внешние стены были облицованы коричневой кафельной плиткой, как на кухне, а пристроенные позже второй и третий этажи выглядели шаткими и покосившимися. Так ведь Картола, сообщил мне Фабио, всю жизнь был беден и бедным умер. Это можно было бы понять, если бы, подобно многим великим художникам, жившим до него, он бы получил признание лишь после смерти. Но истина заключается в том, что большую часть своей жизни Картола был настоящей знаменитостью. Он по праву получил титул отца современной самбы, а его красивые печальные песни о неразделенной любви, одиночестве и жизни в фавеле, став уже народными, прочно запечатлеваются в сознании каждого нового поколения бразильцев, получая, как и полагается народным песням, все новые интерпретации.