Квантовая ночь - Роберт Сойер (2016)

Дом постучал пальцем по висящим на стене над осциллоскопом распечаткам двух предыдущих подопытных. На них была единственная хорошо различимая линия с чёткими всплесками и провалами. Под графиком он записал красным маркером фонемы, соответствующие паттернам.

Менно покачал головой:

– Не могу даже сказать, когда он заканчивает одно повторение и начинает следующее.

Доминик потянулся к кнопке интеркома.

– Джим, спасибо. Теперь просто помолчи минуту, хорошо? Ничего не говори, ни вслух, ни про себя. Просто сиди спокойно, ладно?

Джим кивнул, и Доминик с Менно снова повернулись к осциллоскопу, который показывал такую же активность, как и раньше.

– Откуда, по-твоему, приходит этот шум? – спросил Доминик.

– Не знаю. Ты уверен, что оборудование не перегревается?

Доминик ткнул пальцем в экран телеметрии.

– С ним всё в порядке.

– Ладно, может быть, этот пацан просто уродец. Давай проверим ещё кого-нибудь.

* * *

Менно был одет в тяжёлое зимнее пальто; на Доминике была ярко-синяя лыжная куртка, на которой всё ещё висел пропуск на подъёмник с горнолыжного курорта. Было три часа дня, стояла морозная погода, и солнце уже было на полпути к горизонту. Они шли вдоль Мемориальной Авеню Вязов, высаженной деревьями с обеих сторон дороги, которая вела из кампуса Форт-Герри к шоссе Пембина. Менно любил деревья и ненавидел войну. Будучи психологом, он понимал, что конкретно эта часть университета является физическим воплощением когнитивного диссонанса, который он ощущал, работая на Минобороны. Авеню Вязов в 1922 году была посвящена студентам и сотрудникам Сельскохозяйственного колледжа Манитобы, погибшим в Первой мировой войне; два с половиной года назад, в 1998-м, это посвящение было распространено также на павших во время Второй мировой и Корейской войн.

– Пентагону не понравится микрофон, которым сможет пользоваться только половина его солдат, – сказал Доминик; вместе со словами изо рта вырывались клубы пара. – По какой-то причине он не работает с некоторыми людьми; я теряюсь в догадках, почему они производят весь этот шум у себя в слуховой коре. Ну, то есть, если бы они жаловались на звон в ушах, это имело бы смысл. Или если бы слушали супергромкую рок-музыку или что-то вроде этого. Но эффект, похоже, совершенно случаен.

Менно задумался над этим, когда они шли мимо каменной плиты с табличками посвящения.

– Нет, – сказал он в конце концов. – Не совсем случаен. Ты прав в том, что у большинства из нашей группы подопытных нет этого фонового шума, однако если рассмотреть только подопытных из групп, где преподаю я (Джим, Татьяна и остальные), то у большинства из них шум есть, и…

– Что?

Менно продолжал идти, скрипя утоптанным снегом под ботинками.

– Фоновый шум… – сказал он, осторожно следуя за идеей, словно она была кроликом, который удерёт, если его спугнуть. – В слуховой коре… – Его сердце забилось быстрее. – Наблюдаемый преимущественно у изучающих психологию.

– Ну, я всегда говорил, что студенты-психологи несколько странные.

– Тут дело в другом, – ответил Менно. – Психология привлекает определённый тип студентов: тех, которые пытаются разобраться в себе. Это, знаешь ли, дешевле, чем ходить к психотерапевту.

Новое облако замёрзшего выдоха:

– И что?

– А то, что они, очевидно, всё время о чём-то размышляют, что-то переживают, чему-то удивляются. – Он почувствовал, как приподнявшиеся брови сталкиваются с краем вязаной шапочки, и понизил голос, словно, если говорить тише, идея покажется менее безумной. – В фоновом режиме… Это не шум. – Он покачал головой. – Это… Господи! Это внутренний монолог – поток сознания! Это постоянный фон нормальной жизни, все те вещи, о которых ты думаешь про себя: