Хельмут Ньютон. Автобиография - Хельмут Ньютон (2002)

Разумеется, я прекрасно понимал, что у меня возникнут проблемы с выездом из Сингапура в любую другую страну. В ранней юности я читал «Красавчика Жеста» (Beau Geste) и находил нечто очень увлекательное в службе на Востоке, особенно в Иностранном легионе. Я серьезно обдумывал мысль о вступлении в Иностранный легион в Сингапуре, где был вербовочный центр. Для меня это было единственным способом получить гражданство, так как отслужившим контрактникам выдавали французские паспорта.

Однако в конце концов мое еврейское здравомыслие взяло верх над эмоциями. Я рассудил, что это отчаянный шаг, и один лишь Бог знает, что может случиться со мной. Так или иначе, перспектива военной службы не сулила ничего хорошего для человека, который испытывал отвращение к стрельбе, насилию и не отличался физической силой. Я был «самцом», а не бойцом, так что от вступления в Иностранный легион пришлось отказаться.

К этому времени немецких евреев стали рассматривать как «пятую колонну». Пошли разговоры об интернировании или об их всеобщей депортации, но пока на уровне слухов. Ужасные вещи не случаются сразу, а назревают постепенно. Иногда это продолжается неделю, иногда месяц или больше. Как бы то ни было, местные власти решили, что мы никуда не денемся – да и куда мы могли деться? Трудно было представить, что все немецкие евреи отправятся в джунгли; даже самые отъявленные скептики не допускали этой возможности.

Тот факт, что у меня не было гражданства, не имел большого значения в Сингапуре, пока не началась война, но с началом войны в Европе я превратился в потенциального вражеского агента. Несмотря на отсутствие гражданства, все знали, откуда я приехал. Я был опасным чужаком на британской территории, как и остальные двести человек, прибывших на «Графе Россо».

Никаких драматических событий не происходило. Как я говорил, подобные вещи развиваются постепенно, и человек убаюкивает себя ложным чувством, что «все рассосется». Когда что-то случается, обычно бывает поздно. Это не обязательно связано с физическими страданиями. Если угроза неизбежна, человек пытается бежать от нее, но когда выходит очередной закон, ограничивающий его права, он привыкает к этому.

То же самое происходило в Германии в 1933–1934 годах, когда рассуждали следующим образом: «Владелец этой фабрики по производству пуговиц еврей. С первого марта он может по-прежнему работать там, но управляющим будет господин такой-то, чистокровный ариец, который уже долгое время работает в компании. Он будет распоряжаться денежными средствами». Это был медленный и юридически законный процесс, но гораздо более опасный, чем любые внезапные события.

Однажды я получил уведомление из полиции, гласившее: «Вы будете интернированы такого-то числа», примерно через месяц. «Место сбора – причал № 10. Вам разрешается взять с собой все личные вещи, но не разрешается взять автомобиль. Личный транспорт необходимо продать».

И все послушно приходят на сборный пункт в определенный день и в определенное время. Вот так просто, как в романах Кафки.

Я же лишь сказал: «Господи, как мне повезло!» Теперь у меня был прекрасный предлог, чтобы избавиться от Жозетты. Я переезжал в другое место – никто не знал куда, поскольку нам не сообщили, куда собираются нас отправить. Я знал лишь то, что уеду отсюда и окажусь в одной компании со своими знакомыми из Берлина и других немецких городов. По крайней мере, мы будем вместе.

Более того, я не попаду на проклятую войну. Мне не придется воевать с японцами, и я больше не буду встречаться с Жозеттой!

Я второй раз пускался в дальнее странствие и был на седьмом небе от счастья. Я избавился от автомобиля (отдал его женщине, от которой получил) и отправился на сборный пункт. Что я там увижу? Что ждет меня в порту? Я знал, что там стоит судно «Королева Мэри», оборудованное для перевозки войск.