Взлет и падение Третьего рейха - Уильям Ширер

Это произошло, как явствует из дневника Гальдера, 18 августа. «Эффект был подобен взрыву», — указывает он Гитлер не отводил голодных глаз от продовольственного пояса и промышленных районов Украины и нефтеносных районов на Кавказе. Кроме того, он считал, что представилась счастливая возможность поймать в западню армии Буденного, дислоцированные к востоку от Днепра, за Киевом, который все еще удерживал противник. Он хотел также овладеть Ленинградом и соединиться с финнами на севере. Для осуществления этих целей несколько пехотных и танковых дивизий необходимо было взять из группы армий «Центр» и перебросить на север и в группу армий «Юг». Москва может подождать.

21 августа Гитлер издал новую директиву взбунтовавшемуся генеральному штабу. На следующий день Гальдер переписал ее слово в слово в свой дневник.

«Предложение главного командования сухопутных сил от 18.8 о продолжении операций на Востоке расходится с моими планами.

1. Важнейшей задачей до наступления зимы является не захват Москвы, а захват Крыма, промышленных и угольных районов на реке Донец и блокирование путей подвоза русскими нефти с Кавказа. На севере такой задачей является окружение Ленинграда и соединение с финскими войсками…

Таким образом, — с горечью комментировал Гальдер, — задача решающего поражения русских армий перед Москвой была отложена, поскольку возобладало желание овладеть важным промышленным районом и предпринять наступление в направлении нефтеносных районов…»

Гитлер был одержим идеей захватить как Ленинград, так и Сталинград, ибо убедил себя, что если падут эти два «священных оплота коммунизма», то Россия развалится.

Стремясь нанести новые оскорбления фельдмаршалам и генералам, не оценившим его стратегической гениальности, Гитлер, по словам Гальдера, направил «контрмеморандум» (в ответ на меморандум армии от 18 августа), который начальник генерального штаба охарактеризовал как «полный оскорблений», таких, например, как утверждение, что верховное командование сухопутных войск страдает «окаменелыми взглядами из устаревших теорий».

«Невыносимо! Неслыханно! Довольно!» — с возмущением записал Гальдер в своем дневнике. Весь день и вечер он совещался с Браухичем по поводу «нетерпимого» вмешательства фюрера в дела высшего командования армии и генерального штаба и в конце концов предложил главкому вместе подать в отставку. «Он (Браухич) отклонил это мое предложение, — отмечает Гальдер, — так как практически дело до этого еще не дошло и такое решение ничего не изменит». Слабовольный фельдмаршал, как и во многих случаях в прошлом, капитулировал перед бывшим ефрейтором.

Когда на следующий день, 23 августа, генерал Гудериан прибыл в ставку фюрера, Гальдер попытался подбить его повлиять на катастрофическое решение фюрера, хотя этот несгибаемый танковый генерал в уговорах не нуждался. Однако Браухич, встретившись с ним, запретил поднимать этот вопрос. «Я запрещаю вам упоминать у фюрера о Москве, — сказал ему главком. — Приказано проводить операции на южном направлении. Сейчас вопрос сводится лишь к тому, как выполнить этот приказ. Обсуждать что-либо бессмысленно».

Тем не менее, когда Гудериана пригласили к Гитлеру — ни Браухич, ни Гальдер его не сопровождали, — он вопреки приказам принялся с жаром, на какой только был способен, доказывать целесообразность немедленного наступления на Москву.