Взлет и падение Третьего рейха - Уильям Ширер

Однако и на сей раз нацистский диктатор стал жертвой собственной мегаломании. Захватить русскую столицу до наступления зимы ему казалось недостаточно. Он отдал приказ фельдмаршалу фон Леебу в это же самое время захватить Ленинград, соединиться с финнами и, продвигаясь дальше на север, перерезать Мурманскую железную дорогу. Рундштедту предписывалось очистить Черноморское побережье, захватить Ростов, нефтеносные районы Майкопа и выйти к Сталинграду на Волге, перерезав тем самым последнюю артерию, связывающую Россию с Кавказом. Когда Рундштедт попытался было объяснить Гитлеру, насколько опасно продвинуться более чем на 600 км к востоку от Днепра при открытом левом фланге, верховный главнокомандующий заявил, что русские уже не в состоянии оказать серьезного сопротивления на юге. По утверждению Рундштедта, выслушав приказы, он «громко рассмеялся над их нелепостью, но вскоре ему пришлось убедиться, что они вовсе не лишены смысла».

Немецкое наступление вдоль Старой Смоленской дороги, приведшей Наполеона в Москву, началось словно неистовый тайфун. В течение первых недель октября, когда, по выражению Блюментрита, развернулось «хрестоматийное сражение», немцы окружили между Вязьмой и Брянском две советские армии и взяли, как они утверждают, в плен 650 тысяч солдат и офицеров, захватили 5 тысяч орудий и 1200 танков. К 20 октября немецкие головные танковые части находились уже в 60 км от Москвы, и советские министерства и иностранные посольства были спешно эвакуированы в Куйбышев на Волге. Даже трезвомыслящий Гальдер, который упал с лошади во время прогулки, сломал ключицу и был госпитализирован, теперь поверил, что при смелом руководстве и благоприятной погоде Москва может быть взята до наступления суровой русской зимы.

Однако осенние дожди уже начались. Наступил период распутицы. Огромная армия, двигавшаяся на колесах, замедлила свой ход и была вынуждена часто останавливаться. Приходилось выводить из боя танки, чтобы с их помощью вытаскивать из трясины орудия и автомашины с боеприпасами.

Чтобы вытаскивать застрявшие в грязи орудия и автомашины, нужны были цепи и тросы, но их не хватало, и тогда приходилось сбрасывать с самолетов связки веревок, в то время как транспортные самолеты были крайне необходимы для доставки боевых грузов. Дожди начались в середине октября, и, как вспоминал Гудериан, «последующие несколько недель кругом стояла непролазная грязь». Генерал Блюментрит, начальник штаба 4-й армии фельдмаршала фон Клюге, находившейся в самом пекле сражения за Москву, ярко описал сложившуюся обстановку:

«Пехотинцы вязли в грязи, а для того, чтобы тащить артиллерийское орудие, приходилось запрягать последовательно несколько упряжек. Все колесные машины увязали в грязевом месиве по ось. Даже тракторы продвигались с огромным трудом. Большая часть нашей тяжелой артиллерии намертво застряла в грязи. Трудно даже представить, какое напряжение вызвало все это у наших, и без того измотанных, войск».

Впервые за все время в дневниковых записях Гальдера и в донесениях Гудериана, Блюментрита и других немецких генералов появляются признаки сначала сомнений, а затем и отчаяния. Они получили распространение и среди низшего командования, и среди полевых войск, а может, это от них и исходило. «И теперь, когда Москва была почти на виду, — вспоминал Блюментрит, — настроение как командиров, так и войск начинало меняться. Сопротивление противника усиливалось, бои приобретали все более ожесточенный характер… Многие из наших рот сократились до 60–70 солдат». Сказывалась нехватка исправных артиллерийских орудий и танков. «Зима уже начиналась, — говорит Блюментрит, — но не было никаких намеков, что мы получим зимнее обмундирование… Далеко за линией фронта, в нашем тылу, в бескрайних лесах и болотах, стали давать о себе знать партизаны. Колонны снабжения часто попадали в засаду…»