Было невозможно понять, улыбался он или гримасничал, когда обнажал, глядя на меня, пожелтевшие зубы. Возможно, он уже знал, что больше никогда не увидит меня. Я была такой же, как все те полицейские или социальные работники, что наносили ему короткие визиты, чтобы затем раствориться в неизвестном направлении. Я первой шла по коридору, чтобы не допустить повторения нашей последней встречи. Левая рука крепко сжимала в кармане баллончик.

– Могу дать вам денег на автобус. – Клей покрутил пуговицы на кардигане. Под ногтями черная грязь. – Я иногда отдавал Дженни свое пособие. Она говорила, что это помогает ей платить за квартиру.

Стоило ему подумать о ней, как улыбка исчезла с его лица. В глубине души я знала, что мне нечего опасаться, и все же мои пальцы крепко взялись за дверную ручку.

– Скажите, Моррис, а что случилось, когда вы в последний раз видели Джинни? Можете сказать мне всю правду. Я никому не скажу.

– Ничего. – Его руки забегали снова. Он принялся оттягивать потрепанный воротник рубашки, словно тот стал слишком тесен. – Я хотел у нее остаться, но она меня выгнала. Сказала, что к ней кто-то должен прийти.

– И что вы делали, когда ушли от нее?

– Поцеловал ее на прощанье. Вот так.

Он подался ко мне, но я вовремя вывернулась. Его губы оставили на моей щеке холодный слюнявый след. Я резко открыла дверь и шагнула на тротуар.

– И это все?

Его молчание продлилось на миг дольше обычного, но язык тела был красноречивее любых слов. Я догадалась, что он тогда сделал. Руки его не знали покоя. Он потер одной ладонью о другую, стирая несуществующее пятно. С колотящимся сердцем я быстро зашагала назад к машине.

– Прощайте, Моррис.

Когда я обернулась, глаза Клея были полны слез. Он будто перенесся в семидесятые годы. У его ног синим туманом стелился ковер, а силуэт четко вырисовывался на фоне оранжевых цветов. Я была вынуждена несколько раз глубоко вздохнуть, чтобы очистить легкие от липкого запаха ароматизированных шариков, сексуальной фрустрации и отчаяния. В глубине левого глаза начинала потихоньку пульсировать мигрень.

Визит к Моррису Клею напомнил мне, что я занимаюсь не своим делом. Правозащитники потратили немало времени и денег налогоплательщиков, чтобы выпустить Клея из тюрьмы, куда он попал за совершенное им преступление. Выражение его лица говорило само за себя. Когда Джинни Андерсон отвергла его, он утратил контроль над собой. Женщина, которая позволила ему прикоснуться к себе, выставила его вон, чтобы быть с другим мужчиной. А он гораздо сильнее, чем может показаться на первый взгляд.

Ему ничего не стоило наброситься на нее, положить ей на лицо подушку и держать, пока она не задохнулась. Кто знает, что он чувствовал после этого. Наверное, облегчение. Он не мог обладать ею, но и другим не позволил.

Я дошла до конца Китонс-роуд и, чтобы успокоиться, присела на низкую стену. Если мой внутренний голос так ошибся в отношении Клея, что еще я упустила? Неужели Бернс все-таки прав, утверждая, что Моррис – участник некой группы, пытающейся имитировать преступления Бенсонов? Судя по всему, на нечто изощренное он не способен, зато может представлять ценность для сообщников по другим причинам.

Возможно, его дружба с Рэем и Мэри помогла заработать дополнительные очки в их глазах. Такая логика мне понятна. Однако версия о целой банде казалась неубедительной. Я готова спорить на что угодно, что одержимый своей извращенной миссией убийца действовал в одиночку.

Наконец я сделала последний глубокий глоток свежего воздуха и зашагала назад к машине. Мне до сих пор было непонятно, почему Клей так испугался, увидев на фотографии Уилла. Оставалось лишь уповать на то, что Бернс не пронюхает про мой визит к нему. Потому что стоит толстяку об этом узнать, как он упечет меня под домашний арест и посадит на хлеб и воду.