Гарем, или Пленница султана - Бертрис Смолл (1978)

Она отвернулась от окна, когда занавеску, отделявшую ее крошечную спальню от главной комнаты, кто-то отдернул, и к ней ворвались родные – смеявшиеся и распевавшие веселые песни. Отец, огромный точно медведь, маленькая полная мама и сестры – старшая Катя с мужем и младшенькая Таня. Были здесь и братья – Павел, Борис и Иван, а также тети, дяди и кузены, все – с охапками весенних цветов в руках.

– Итак, невесте не спится! – пророкотал бас отца.

– И грядущей ночью ей тоже не суждено уснуть! – засмеялся Павел.

– Помолчите, – строго сказала мать, глаза которой, однако же, искрились смехом. – Оставьте цветы – и вон отсюда! Вы все! Катя и Таня, а вы останьтесь.

Тут родственники ушли, она осталась – с мокрыми от поцелуев щеками и с цветами в руках.

– Теперь, Мария, – сказала Соня Ростова, – тебе надо первым делом позавтракать. – Мать поставила на столик тарелку и чашку, которые принесла с собой. – Вот, ешь… Булочки с маком, варенье и чай.

Катя с удивлением вскинула брови. Ее-то предсвадебный завтрак состоял из черного хлеба, меда и козьего молока. Разумеется, мама стала бы отрицать, что у нее есть любимчики, однако все знали, что Марию она всегда любила больше, чем остальных дочерей. Поглядите, к примеру, на ее свадебное платье! Когда зимой к ним в дом явился старый коробейник, в его мешке обнаружился отрез шелка – шелк был белый, точно сливки, и мама решила, что непременно сошьет для Марии платье именно из него! И еще – золотая нить для вышивки и турецкие туфельки без задников, расшитые золотом и речным жемчугом… А папа ворчал – мол, его дочь выходит отнюдь не за турецкого султана, а за простого крестьянина с Кавказских гор. Однако коробейник ушел, а у мамы остались и шелк, и золотые нитки, и туфельки, – а покупки эти стоили им двух отличных коз.

Катя криво улыбнулась, наблюдая, как сестра уплетала мягкие сдобные булочки. Ее-то свадебное платье было из шерстяной материи, а у сестры – из шелка! Однако шелк очень подходил к белой нежной коже Марии и ее светлым, будто серебро, волосам и бирюзовым глазам. Материнский шлепок вернул Катю к действительности.

– Не спи! Поставь на огонь воду, чтобы Мария могла выкупаться! А ты, Таня, возьми у сестры тарелку да вымой ее.

Утро пролетело быстро. Приближался полдень. Вся деревня высыпала на улицу, принарядившись к свадьбе дочери деревенского старосты. На лугу возле церкви расставили столы для пира. Внезапно на околице деревни появился паренек с криком:

– Они едут, едут! – закричал он.

Мария подскочила к окну и выглянула. Во главе процессии, на белой лошадке, ехал высокий юноша. Он весело смеялся, его темные глаза сияли, а мальчишки, бежавшие рядом с его лошадкой, громко кричали:

– Жених едет! Дорогу жениху!

Мария почувствовала руку матери на своем плече.

– Вон твой супруг, дочка!

– Он такой красивый… – прошептала девушка.

– Ха! – усмехнулась мать. – Его красота – приятное дополнение. Она ничего бы не стоила, будь он негодяем, но он, напротив, очень добрый человек! Неужели ты думаешь, что мы с папой отдали бы тебя кому попало?

Жители обеих деревень одобрительными возгласами встретили Марию Ростову, когда родители повели ее в церковь. На ней были расшитая золотыми узорами белая шелковая юбка и блузка, а под юбкой – несколько нижних юбок из тонкой белой шерсти. Голову же – точно корона – украшал венок из белых и желтых цветов.

– Что за красотка! – воскликнул Петр Туманов, обращаясь к отцу. – Ты не позволил мне ее увидеть, и я уже представлял себе страшилище с лошадиным лицом. И если нрав моей невесты под стать ее красоте, то я буду счастливейшим из людей!

– Значит, ты будешь счастлив, – ответил отец. – А если бы я позволил тебе увидеть ее до свадьбы – не сохранить бы ей невинности! А ведь этот брак должен положить конец старой вражде, а не развязать новую…