Черный Город - Фернандо Гамбоа (2011)

Однако я все же не мог взять и уйти отсюда, оставив за своей спиной это многообещающее отверстие в потолке, манящее меня так, как яркая лампа манит мотылька. Поэтому я, собрав всю свою волю в кулак, решил все же пойти в освещенный солнечным лучом центр помещения, убеждая себя в том, что независимо от того, пойду ли я в его середину или же стану пробираться вдоль стен, вероятность нарваться на неприятную встречу у меня в обоих случаях одинаковая. Мой план, в общем-то, был простым: я попробую как можно осторожнее пробраться к центру по кратчайшему расстоянию и, если при этом вдруг почувствую, что меня кто-то заметил, сразу же попытаюсь дать отсюда деру, бормоча про себя те немногие молитвы, которые мне были известны. Может, мне удастся удрать от морсего и во второй раз.

Я начал медленно идти, направляясь к странному холмику и надеясь, что не нарушу каким-нибудь своим неуклюжим движением тишину и что на моем пути не окажется какой-нибудь глубокой ямы, потому что вполне могло получиться так, что я узнал бы о ее существовании только после того, как в нее бы упал.

Я шел, ощупывая ступней пол впереди себя — так, как это делает своей палочкой слепой. Мое сердце лихорадочно колотилось, гоняя кровь по организму, а во рту стало сухо. Это все происходило из-за страха — моего периодического спутника, с которым я в последнее время стал сталкиваться уж слишком часто.

Запах гниющего мяса с каждым моим шагом становился все более невыносимым, словно он исходил не откуда-нибудь, а от этого странного холмика. Поэтому я не стал торопиться и начал двигаться, как при замедленных съемках.

Я поднимал ногу и опускал ее, ставя на пол сначала пятку, а затем и всю остальную ступню, переносил вес тела с одной ноги на другую и так постепенно продвигался вперед… И вдруг при очередном шаге я наступил на что-то вязкое и, едва удержавшись от того, чтобы не чертыхнуться, с глухим ударом шлепнулся навзничь на каменный пол.

В течение бесконечно долгой минуты я лежал абсолютно неподвижно, почти не дыша.

Мое падение произвело достаточно много шума, чтобы привлечь внимание любого морсего, который находился где-нибудь поблизости и не был от рождения глухим. Однако, как ни странно, никакой реакции на этот шум не последовало, и это, помимо всего прочего, могло означать, что я вопреки своим опасениям нахожусь здесь один. Решив, что, кроме меня, тут и в самом деле никого нет, я приподнялся, чтобы посмотреть, на чем же это я так поскользнулся. Начав щупать руками пол, я с удивлением почувствовал, что мои ладони вымазываются в какой-то густой жидкости. Я поднес их к носу, чтобы понюхать эту жидкость, и… и с трудом сдержал приступ тошноты: эта жидкость представляла собой не что иное, как «сок» гнилого мяса.

Возникшее у меня чувство отвращения заставило меня инстинктивно отпрянуть назад, отчего я едва снова не упал. Пахнущая гноем жидкость могла истекать только из какой-то разлагающейся плоти — плоти то ли животного, то ли…

Подавив в себе чувство отвращения и мысленно убедив самого себя в том, что поблизости нет ни одного морсего, я снова рискнул зажечь зажигалку и, прикрыв ее пламя рукой, чтобы его было труднее увидеть издалека, сделал пару шагов вперед.

Жуткая сцена, представшая при этом перед моими глазами, вызвала у меня сильные спазмы в животе, в результате которых меня тут же стошнило.

То, что я поначалу принял за холмик, состоящий из камней и веток, в действительности оказалось чудовищной грудой черепов, костей и целых скелетов. На «склоне» этой груды лежало человеческое тело — без головы и конечностей, — пожираемое преогромным количеством маленьких белых червей.