Языческий лорд - Бернард Корнуэлл (2013)

С этим он окончательно выпрямился, распоров доспех и плоть ярла от брюшины до груди. Бросив клинок, рукоять которого торчала из выпотрошенного трупа, Утред вырвал меч из ладони Зигурда, огрел им дана по шлему, и верзила повалился наземь в переплетение кишок, опутавших его сапоги. Затем группа данов кинулась мстить, я же выскочил вперед и втянул Утреда обратно в строй, где он составил щит вместе с моим. Парень смеялся.

– Ты идиот! – рявкнул я.

Он продолжал хохотать, когда щиты ударили о щиты, но даны спотыкались о трупы и скользили на внутренностях, и мы пополнили счет убитых. Осиное Жало снова прошло через кольчугу и ребра, выпив жизнь человека, дохнувшего мне в лицо кислым элем. Потом его пронесло, и я мог чуять только запах дерьма. Я тут же двинул щитом по лицу другого дана, а Осиное Жало метнулось к его брюху, но едва успело проломить звено кольчуги, как воин отпрянул.

– Помоги нам Бог! – удивленно воскликнул Пирлиг. – Но мы держимся!

– С вами Господь! – кричал отец Иуда. – Язычники гибнут!

– Только не этот! – буркнул я и посоветовал данам прийти и умереть. Я дразнил их, умолял сразиться со мной.

Я пытался объяснить это женщинам, но редко кто из них понимал. Гизела понимала, как и Этельфлэд, но большинство, когда я рассказывал о радости битвы, смотрели на меня с некоторым отвращением. Это и правда отвратительно. Бессмысленно. Ужасно. Воняет. Это приносит страдания. После боя остаются погибшие друзья и раненые, боль, слезы, кошмар агонии. И все-таки это радость. Христиане толкуют о душе, только мне ни разу не приходилось видеть, пробовать или осязать эту штуку. Быть может, в бою душа мужчины воспаряет подобно соколу в небе. Битва ставит человека на край пропасти, позволяет узреть хаос конца света, и ему приходится жить в хаосе, на самом краю, и в этом есть радость. Мы плачем и ликуем. Порой, когда ночи длятся вечно, а холодные дни коротки, зовем в большой зал шутов. Они поют, показывают фокусы, танцуют, жонглируют. Я видел, как один подбрасывал пять острых мечей в сверкающем хороводе. Казалось, не тот, так другой вот-вот поразит смельчака, но тот всякий раз ухитрялся подхватить меч и снова закружить в воздухе. Вот это край гибели. Удержись на нем, и ты ощутишь себя богом, но оступись на шаг, и твои потроха упадут на землю.

Нам удавалось. Мы отступили на холм, где образовали кольцо щитов. Именно поэтому нас невозможно было обойти с флангов, и теперь огромный численный перевес врага обратился в ничто. В конце концов он сказался бы. Даже сражайся мы как демоны из преисподней, даны измотали бы нас и мы бы полегли один за одним, но у людей Кнута не осталось времени. Они яростно дрались и начали одолевать нас, гоня друг друга вперед одной только массой. Мне уже показалось, что пришел наш черед умереть, но натиск обреченных со щитами в руках, которых подталкивали стоящие сзади, внезапно ослаб.

Поначалу дело представлялось безнадежным. Даны перебрались через вал из убитых и ударили о наши щиты. Задние ряды давили на передние, а из самых последних шеренг в нас летели топоры и копья. Я убил противника передо мной – погрузил Осиное Жало ему в грудь и ощутил, как горячая кровь побежала по моей одетой в перчатку руке, и видел, как глаза его померкли, а голова повисла, но он не упал. Его удерживали мой меч и щит стоявшего за ним дана. Задние напирали и напирали, и мертвец вынуждал меня пятиться. Я ничего не мог поделать, только пытался стряхнуть его на землю щитом, но мне угрожала секира на длинной рукояти. Пирлиг старался отбить ее, а значит, не мог давить мне в спину. И мы пятились шаг за шагом, и я понимал, что даны сожмут нас так в тесный кружок и перебьют.