Огненный город - Вик Джеймс (2017)

Гавар на эту тему никогда не говорил с отцом. Смелости не хватало. И если быть до конца честным, как бы он ни любил Лию, он не готов был ради нее пожертвовать Кайнестоном. Он надеялся сохранить и Лию, и Кайнестон, а Боуда должна была смириться с этим.

А что, если ему бы все-таки пришлось встать перед выбором?

Что теперь рассуждать? Уже все сделано. Гавар осушил бокал и молча налил новую порцию.

– Отец принял твое решение в штыки? – спросил он.

Вопрос риторический. Лорд Рикс-старший был выдающимся государственным деятелем и имел такое влияние на канцлера, что сплетничали: в кресле канцлера сидят двое. Также он был известен вспыльчивым характером, им больше восхищались, нежели любили.

– Мы чуть не подрались. Он кричал, что лишит меня наследства. Но это только дало бы мне свободу, в полном смысле этого слова. Я стал бы хозяином своей жизни. И вдруг девушка исчезла.

– Исчезла?

– Она отправилась на безвозмездную отработку. Написала мне, что не хочет быть причиной раздора в нашей семье, не хочет, чтобы из-за нее меня лишали наследства. Значительно позже я узнал, что все это организовал твой отец, а мой его за это отблагодарил – местом председателя в Совете юстиции. Уиттем всегда был хитрым интриганом. Он подослал к моей девушке человека с большой суммой денег, будто я хочу от нее откупиться и предлагаю ей сделать аборт. Она, конечно же, отказалась. Тогда надавили на ее порядочность, посоветовали начать безвозмездную отработку и тем самым спасти меня от скандала. Обещали отправить ее в Арден – образцовый город рабов в окрестностях Стратфорда-на-Эйвоне, куда возят туристов. Но и это было ложью. Отправили в Портсбери под Бристолем. Ужасное место! Просто чудо, что она не потеряла ребенка. Но мальчик родился и вырос в городе рабов. И хотя она никогда плохо не отзывалась обо мне, мальчик вырос с полной уверенностью, что я бросил его мать и хотел избавиться от него самого.

Рассказ настолько поразил Гавара своей жестокостью, что он забыл о виски. И только когда лорд Рикс замолчал, он выпил горячительную жидкость залпом. Гавар вспомнил свою трагедию, и горестные чувства нахлынули и придавили.

– Лия хотела убежать, – вдруг услышал он свой собственный голос. – Я обожал ее, но она все время со мной спорила. Я хотел, чтобы отец признал Либби, нашу дочь. Лия говорила, что ей и девочке нужна тихая жизнь, так они будут чувствовать себя в безопасности. Она была такой сильной, но боялась моего отца. Думаю, она и меня боялась и потому решила бежать. Хотела избавиться от нас обоих.

Голова Гавара поникла. Он никогда и никому не рассказывал о своих мучениях, об угрызениях совести. Ему не верилось, что сейчас он делится ими с Риксом, человеком, с которым всегда было легко общаться и который сейчас тронул его сердце своей историей о потерянном ребенке.

– И ты убил ее? Ведь так?

– Я… я… – Гавар весь съежился и вжался в спинку кресла. Сказать: «не хотел», прозвучит смешно и нелепо. Сказать: «плохо соображал, что делаю», прозвучит абсурдно.

Когда Гавар узнал, что Лия сбежала, он пришел в ярость, погнался за ней вдогонку, но не для того, чтобы убить, а чтобы вернуть.

Все произошло у ворот. При виде их сияния в голове у Гавара словно что-то переклинило. После этого он плохо соображал, что делает. Очнулся только тогда, когда услышал плач дочери, которая лежала на земле, а он стоял с пистолетом в руке у распростертой на земле Лии.

Нет. Он не может говорить об этом. Он не признается в том, что потом могут повернуть против него. И снова он почувствовал прилив гнева. Он злился на Рикса с его вопросами. На родных братьев, которые были там, у ворот, и не застрелили его на месте. На отца за его презрение к маленькой девочке, которая была для Гавара всем. Но больше всего – и как всегда – он злился на себя самого.

– С меня хватит на сегодня. – Он поставил стакан и неуверенно поднялся на ноги. – Больше никаких вопросов.