Без ума от шторма, или Как мой суровый, дикий и восхитительно непредсказуемый отец учил меня жизни - Норман Оллестад (2009)

– Это все равно что забрать у Санни палку. Если она больше не сможет за ней гоняться, это ее убьет, поскольку абсолютно противоречит ее природе. А серфинг для меня – то же, что для Санни погоня за палкой. Я не прошу больше ни о чем. Я не буду встречаться с друзьями и ходить на вечеринки. Не буду даже тусоваться на пляже. Но поймите, мне просто необходимо попасть в воду, иначе я совсем зачахну!

Ник сидел, откинувшись на спинку кресла, и был полностью поглощен происходящим на экране.

– Ник, пожалуйста!

– Господи Иисусе, вот это речь, – к моему большому удивлению, сказал Ник. – Разве я могу тебе отказать? Знаешь, Норман, если бы хоть десятую часть твоего упорства и страсти ты вкладывал в учебу или в другое дело, ты бы многого добился. Тебя бы ждал грандиозный успех!

– Слава богу! Ник, спасибо! – воскликнул я. – А сможешь отвезти меня на пляж утром, до школы? Там мощный свэл!

– Ладно, все равно я сейчас не работаю, – сказал Ник. – А ты знаешь, что завтра обещали дождь?

– Мне без разницы, – ответил я.

– Ну, хорошо. Разбужу тебя в полшестого.

– Супер! Спасибо.

Я проснулся сам в четверть шестого. Дождь барабанил по пластиковому навесу непрерывным стаккато. Вчера вечером я загрузил в универсал Ника свою доску и гидрокостюм, и сейчас мне оставалось только проглотить немного овсянки. Ник был на кухне, готовил кофе.

– Еще не передумал ехать? – спросил он.

– Нет, что ты!

Я был так возбужден, что смог затолкнуть в себя всего одну ложку овсянки.

Ник надел парку, поверх нее желтый дождевик, на голову – шерстяную шапочку. Я был в шортах, спортивной рубашке и шлепках.

– Ты простудишься, если выйдешь на улицу в таком виде, – заметил он.

– Ну, я же все равно буду кататься в воде, – возразил я.

Ник немного подумал.

– Да, пожалуй, ты прав, – сказал он.

В машине он включил печку, и к тому времени, как мы припарковались на утесе над Топанга-Бич, я обливался потом. По ветровому стеклу стекали дождевые струйки, а дорога на пляж представляла собой грязевой поток. Я внимательно посмотрел на океан. Ветер, волны и капли дождя сливались воедино, и на замутненном фоне словно из ниоткуда появлялись и устремлялись к оконечности мыса белые ленточки гребней.

– Мы собираемся выйти из машины в это месиво? – спросил Ник.

– Ветер береговой, – сказал я, глядя, как ветки растений изгибаются в сторону океана. Это означало, что ветер дует в передние стенки волн и разглаживает их.

Лицо Ника было закутано в шерсть и пластик, и овальное обрамление вокруг головы делало его похожим на монаха в капюшоне. Мне на память пришли истории о том, как его наказывали монахини и вышибали из католических школ.

Я потянулся за своим гидрокостюмом. Сбросил одежду и влез в плотную черную резину.

– Норман, по-моему, это чертовски глупая затея, – заметил Ник.

– Почему?

– Почему?! Там льет как из ведра и собачий холод. Волн даже и не видно. К тому же там наверняка будет обратное течение зверской силы.

Я еще раз выглянул из окна. Под дождем сновали прозрачные завитки белой пены. Я представил, как гребни волн ложатся плашмя под береговыми бризами, и ощутил восторг полета в волнах.

– Выглядит круто! – сказал я.

Ник пристально вгляделся в меня. Я и он – мы оба знали, что именно так сказал бы сейчас мой отец. Внезапно я понял, словно кто-то отдернул занавеску на огромном окне: а ведь Ник очень уважал его и, наверное, хотел бы быть таким же замечательным отцом, как Большой Норм. Буря удерживала Ника в машине, как в западне, и я посочувствовал ему – в первый раз в жизни.