Посткапитализм. Путеводитель по нашему будущему - Пол Мейсон (2015)

У рабочего кейнсианской эпохи была одна личность: на работе, в местном баре, в социальном клубе, на футбольном поле он был одним и тем же человеком. Сетевой индивид создает более сложную реальность: он живет параллельными жизнями на работе, во множестве фрагментированных субкультур и в интернете.

Одно дело отметить эти изменения; другое – понять их воздействие на способность человечества бороться с эксплуатацией и угнетением. Майкл Хардт и Антонио Негри хорошо это резюмировали в своей книге «Декларация», изданной в 2012 году:

Центр тяжести капиталистического производства более не находится на фабрике, а сместился за ее пределы. Общество стало фабрикой… Вследствие этого смещения первоначальные обязательства между капиталистом и рабочим также изменились… Эксплуатация сегодня основана в первую очередь не на [равном или неравном] обмене, а на долге[309].

Если в 1970-е годы Негри и итальянские левые преждевременно возвестили о том, что рабочее место «перестало быть» полем классовой борьбы и что им стало «все общество», то сегодня они правы.

Какое будущее ждет рабочий класс, если информационный капитализм продолжит развиваться по этому пути?

В первую очередь, нынешнее разделение труда в мировом масштабе можно рассматривать только как переходное. Рабочие на глобальном Юге добьются более высокого уровня жизни, и однажды капитал ответит на это углублением автоматизации и попытками добиться более высокой производительности на развивающихся рынках. Это выведет китайских и бразильских рабочих на тот же путь, по которому идут трудящиеся богатого мира, т. е. на путь подчинения сфере услуг, раскола на квалифицированное ядро и прекариат, причем у обеих прослоек зарплаты отчасти перестанут зависеть от работы. Кроме того, по мнению Оксфордской школы Мартин, именно низкоквалифицированные рабочие места в сфере услуг подвержены самому высокому риску полной автоматизации в ближайшие два десятилетия. Мировой рабочий класс не обречен на то, чтобы вечно оставаться разделенным на заводских роботов в Китае и разработчиков игр в США.

Тем не менее борьба на рабочем месте более не является единственной и самой важной драмой.

Во многих промышленных и коммерческих городах мира сетевые индивиды уже представляют собой не социологическую диковинку, а архетип. Все те качества, которые социологи 1990-х годов выявили среди рабочих, занятых в технологических отраслях: подвижность, произвольное создание контактов, множественность идентичностей, слабые связи, отчужденность, внешнее раболепие, скрывающее глубокое негодование, – стали определяющими чертами молодых, экономически активных людей.

И вы можете обнаружить их даже в Китае, несмотря на тяжелые условия труда и на то, что тамошних рабочих многие считали альтер-эго нерадивых западных потребителей. С середины 2000-х годов в рабочих кварталах городов, ориентированных на экспорт, открылись интернет-кафе с сотнями мониторов. Социологи, опрашивавшие в то время молодых мигрантов, выяснили, что те используют интернет с двумя целями: чтобы налаживать связи с другими рабочими из их родного города и чтобы выпускать пар за компьютерными играми. Для молодежи, которая всегда спала либо в крестьянском доме, либо в заводском общежитии, интернет-кафе были настоящей революцией. «Наш прораб – суровый парень. Но когда я его встречаю в интернет-кафе, я его не боюсь, – сказала одна труженица исследователям в 2012 году. – Там он не имеет права меня контролировать. Он пользователь интернета, как и я»[310].