Главным показателем глобальных дисбалансов является текущий счет – разница между импортом и экспортом товаров, услуг и инвестиций. Дисбаланс мирового текущего баланса постоянно рос в 1990-е годы, затем начал быстро увеличиваться после 2000 года – с 1 % мирового ВВП до 3 % в 2006 году. Основная часть дефицита приходилась на Америку и большинство европейских стран; положительное сальдо наблюдалось у Китая, Японии и остальных стран Азии, у Германии и у стран – производителей нефти[39].

Почему нас это заботит? Потому что эти дисбалансы создали горючий материал для кризиса 2008 года, обременив финансовые системы Америки, Великобритании и Европы непосильными долгами. Они втолкнули такие страны, как Греция, которые не имели сил, чтобы переложить на других бремя кризиса, в смертельную спираль бюджетной экономии. Они оставили большинству стран, примкнувших к неолиберализму, горы правительственных долгов, которые невозможно выплатить.

После начала кризиса 2008 года дисбаланс текущего счета сократился с 3 до 1,5 % мирового ВВП. Согласно последним прогнозам МВФ, нет опасности того, что он снова вырастет, однако условия для этого налицо: Китай не вернулся к прежним темпам роста, а Америка – к прежнему уровню заимствований и расходов. Как отмечают экономисты Флоранс Пизани и Антон Брандер: «Единственной силой, которая могла сдержать постоянное углубление глобальных дисбалансов, был крах глобализированного финансового сектора»[40].

После 2008 года сокращение дефицита текущего счета убедило некоторых экономистов в том, что риск, который представляли собой дисбалансы, ушел[41]. Однако в то же время появился еще один ключевой показатель дисбаланса в мире: объем денежных средств, которые страны, обладающие положительным сальдо, держат в иностранной валюте – иными словами, валютные резервы.

Несмотря на то что экономический рост Китая упал до 7 %, а его положительное сальдо в торговле с Западом сократилось, его валютные резервы выросли вдвое с 2008 года и к середине 2014 года составляли 4 триллиона долларов[42]. Мировые валютные резервы также выросли – менее чем с 8 триллионов почти до 12 триллионов в конце 2014 года[43].

Дисбалансы всегда приводили к двум различным угрозам. Первая заключалась в том, что западные экономики наводнятся таким количеством кредитных средств, что финансовая система рухнет. Это и произошло. Вторая угроза, носящая более стратегический характер, состоит в том, что весь накопленный риск и нестабильность в мире сосредотачиваются в договоренностях между государствами относительно долга и обменных ставок, которые затем также рушатся. Эта угроза по-прежнему существует.

Если США не смогут и дальше финансировать свои долги, то наступит момент, когда стоимость доллара обвалится – даже простого ощущения, что это возможно, может быть достаточно для того, чтобы его обрушить. Тем не менее взаимозависимость Китая и США и, в меньшей степени, Германии и остальных стран еврозоны гарантирует, что этот механизм никогда не будет запущен.

Все, что произошло после 2008 года в сфере накопления валютных резервов, следует рассматривать в том ключе, что страны, имеющие положительное сальдо, пытаются застраховаться от краха Америки.

Если бы миром правили одни лишь экономические силы, такой результат был бы положительным: слабый или отсутствующий рост в странах, испытывающих дефицит, постепенное повышение обменного курса китайского юаня по отношению к доллару, постепенное размывание американского долга за счет инфляции – и сокращение торгового дефицита США, поскольку технологии гидроразрыва пласта уменьшают их зависимость от поставок нефти из-за рубежа.