Посткапитализм. Путеводитель по нашему будущему - Пол Мейсон (2015)

Возможно, это самая революционная мысль, которую когда-либо высказывал Маркс: сведение труда к минимуму может создать человека, способного полностью использовать все накопленное знание общества; создать индивида, которого преобразовала толща произведенных обществом знаний и у которого впервые в истории свободного времени оказалось больше, чем рабочего. Образ рабочего, представленный в «Отрывке», не так далек от «универсально образованного человека», предсказанного Питером Друкером.

Я думаю, что Маркс отказался от этого мыслительного эксперимента потому, что тот был мало востребован в обществе, в котором он жил. Однако он более чем востребован в нашем обществе.

Третий тип капитализма?

Если послушать неолибералов, то становление информационного капитализма является их важнейшим достижением. Но они и представить не могли, что в нем могут быть изъяны. «Умные» машины, полагали они, создадут постиндустриальное общество, в котором каждый выполняет работу, основанную на знаниях и приносящую высокую прибавочную стоимость, и в котором все прежние социальные конфликты исчезнут[201]. Благодаря информации идеализированный мир учебников с его прозрачностью, совершенной конкуренцией и равновесием станет реальностью. В конце 1990-х годов традиционная экономическая литература – от журнала Wired до Harvard Business Review – была полна торжественных описаний новой системы. Однако о том, как она будет работать, не говорилось ни слова.

По иронии судьбы, первую попытку создать теорию информационного капитализма, названную «когнитивным капитализмом», предприняли люди, которые заново открыли «Отрывок о машинах» – это были крайне левые последователи Антонио Негри.

Сторонники концепции «когнитивного капитализма» считают его логичной новой формой капитализма: это «третий капитализм», наступивший вслед за торговым капитализмом XVII–XVIII веков и промышленным капитализмом последних 200 лет. В его основе лежат глобальные рынки, финансиализированное потребление, нематериальный труд и нематериальный капитал.

Французский экономист Янн Мулье-Бутан полагает, что ключевая черта когнитивного капитализма – это присвоение внешних эффектов. Используя цифровые устройства, люди становятся «со-производителями» компаний, с которыми они имеют дело. Компания, обеспечивающая услуги и собирающая информацию, может определить денежную стоимость всех их покупок, приложений, списков друзей в Facebook. «Присвоение положительных внешних эффектов, – пишет Мулье-Бутан, – становится проблемой стоимости номер один»[202].

В когнитивном капитализме природа труда преображается. Ручной труд и промышленность не исчезают, но их место в общей картине меняется. Поскольку прибыль все больше обеспечивается за счет присвоения бесплатной стоимости, порождаемой поведением потребителей, а обществу, сосредоточенному на массовом потреблении, постоянно нужно, чтобы ему подавали кофе, улыбались и обслуживали через колл-центры, «фабрикой» в когнитивном капитализме становится все общество. Для этих теоретиков «общество как фабрика» – это ключевая идея, без которой нельзя понять природу не только эксплуатации, но и сопротивления.

Чтобы пара кроссовок Nike стоила 179,99 доллара, необходимо, чтобы 465 тысяч рабочих на 107 фабриках во Вьетнаме, Китае и Индонезии производили их по одному и тому же образцу. Но для этого также необходимо, чтобы потребитель верил в то, что благодаря галочке Nike эти куски пластика, резины и поролона стоят в семь раз больше средней почасовой зарплаты в США[203]. Nike тратит 2,7 миллиарда долларов в год лишь ради того, чтобы мы верили в это (по сравнению с 13 миллиардами долларов, которые тратятся непосредственно на производство обуви и одежды) – и в то, что расходы на маркетинг окупаются гораздо лучше, чем реклама на «Супербоул».