Посткапитализм. Путеводитель по нашему будущему - Пол Мейсон (2015)

На самом деле, с тех пор как Nike в начале 2000-х годов разобралась в правилах когнитивного капитализма, ее расходы на рекламу на телевидении и в прессе упали на 40 %. Ставка была сделана на цифровые продукты: Nike+, например, который использует iPod для записи результатов бегунов, записал – и переправил Nike – данные 150 миллионов индивидуальных забегов с момента своего выпуска в 2006 году[204]. Как и все компании, Nike находится в процессе превращения в «информацию плюс вещи».

Это теоретики когнитивного капитала и понимают под «социализированной фабрикой». Мы уже живем не в мире, где производство и потребление четко разграничены, а в мире, где идеи, поведение и взаимодействие потребителей с брендом имеют ключевое значение для создания прибыли. Граница между производством и потреблением размывается. Отчасти это объясняет, почему борьба против нового капитализма зачастую фокусируется на проблемах потребителей или на брендовых ценностях (например, на социальной ответственности корпораций) и почему протестующие ведут себя скорее как «племена», описанные в маркетинговом анализе населения, чем как объединенный пролетариат. По мнению теоретиков когнитивного капитала, например, Друкера, первичной деятельностью новой рабочей силы является «производство знания средствами знания»[205].

Тем не менее в теории когнитивного капитализма есть большой изъян. Одно дело сказать, что «новый вид капитализма зародился в рамках позднего промышленного капитализма». Но ключевые теоретики когнитивного капитализма утверждают ровно противоположное: многие из них считают, что когнитивный капитализм уже представляет собой полноценно работающую систему. Фабрики в Шэньчжэне, трущобы в Маниле, магазины металлолома в Вулверхэмптоне могут выглядеть точно так же, как и десять лет назад – но, с точки зрения этих теоретиков, их экономические функции уже изменились.

Это характерный для европейской мысли прием: придумать категорию и начать применять ее ко всему, просто переквалифицируя все подряд в подкатегории этой новой идеи. Это избавляет вас от хлопот, связанных с анализом сложной и противоречивой реальности.

Из-за этого теоретики когнитивного капитализма недооценивают значение развития промышленного производства старого типа в странах БРИК (Бразилия, Россия, Индия и Китай), а некоторые преуменьшают значение финансового кризиса, начавшегося в 2008 году, или считают его лишь трудностями роста новорожденной системы.

На самом деле, система, в которой мы живем, не представляет собой новую, логичную и полноценно работающую форму капитализма. Она не логична. Ее напряженный, лихорадочный и нестабильный характер проистекает из того факта, что мы живем в эпоху, когда сети соседствуют с иерархией, а трущобы – с интернет-кафе, и для того, чтобы понять сложившуюся ситуацию, мы должны рассматривать ее как незавершенный переход, а не как законченную модель.

Посткапитализм: гипотеза

Дебаты о посткапитализме проделали большой путь со времен Питера Друкера, хотя, с другой точки зрения, они не двинулись с места. Их отличительными чертами стали умозрительные рассуждения, техническая терминология и стремление возвестить о появлении новых систем вместо того, чтобы исследовать их взаимоотношения с прежней реальностью.

И Бенклер, и Келли, и Друкер возвестили о чем-то вроде «нового способа производства», но никто из них не дал объяснения того, какой может быть его динамика. В 1999 году экономист из Онтарио Ник Дайер-Уизефорд в своей книге «Кибер-Маркс» предложил любопытный умозрительный вариант того, как может выглядеть коммунизм, основанный на информации[206]. Однако экономисты редко признают дебаты вокруг этого вопроса стоящими внимания.