Дворец ветров - Мэри Маргарет Кей (2012)

Зрелище было отвратительное. Аш всегда знал о низости и порочности Биджу Рама, но прежде ему не приходило в голову, что мучитель и садист из его детства может быть трусом в душе. Было так странно обнаружить, что наслаждение, какое Биччху испытывал, причиняя боль другим, по своей силе не уступало страху перед собственной болью и что он может совершенно потерять присутствие духа перед угрозой справедливого возмездия.

Аш насмехался, издевался, презрительно пихал носком башмака распростертого ниц мужчину и произносил разные оскорбительные слова, какие приходили на ум. Но все без толку. Биджу Рам отказывался вставать, интуитивно понимая: как только он поднимется на ноги, сахиб набросится на него. А сахиб не просто сжимает в руке нож – силою неких ужасных чар он к тому же является Ашоком, восставшим из мертвых. Что значат рядом с этим несколько оскорбительных высказываний? Сочетание суеверного ужаса и страха смерти заставляло Биджу Рама лежать ничком и оставаться глухим ко всем оскорблениям. В конце концов Аш с отвращением отвернулся и грубо приказал ему встать и проваливать обратно в лагерь.

– А завтра, – сказал Аш, – ты и твои друзья под каким-нибудь предлогом покинете нас. Мне плевать, какой предлог вы придумаете или куда направитесь – при условии, что не в Бхитхор и не обратно в Каридкот. Если я когда-нибудь узнаю, что тебя видели в одном из этих княжеств, я сразу же отправлюсь к властям и расскажу все, что мне известно, и тебя повесят или сошлют на каторгу. Если власти не сделают этого, я сам расправлюсь с тобой, убью своими руками. Клянусь! А теперь проваливай, да побыстрее, пока я не передумал и не свернул тебе жирную шею прямо здесь и сейчас, ты, лживый, трусливый вор и убийца. Вставай и беги, свиное отродье! Живо, живо!

Аш возвысил до крика голос, дрожащий от ярости. Эта ярость была обращена не только на распростертое на земле трясущееся существо, которое он собирался убить, но и на себя самого, ибо он понимал, что в данном случае нет места милосердию, но еще не порвал полностью с традициями ненавистных школьных лет и по-прежнему блуждал на грани между Востоком и Западом, неспособный принимать решения в критической ситуации с полной уверенностью в своей правоте.

Биджу Рам с трудом поднялся на ноги и, не спуская глаз с ножа, зажатого в руке Аша, начал осторожно пятиться, шаг за шагом. Очевидно, он не мог поверить, что его отпускают, и не осмеливался повернуться к Ашу спиной из страха, что тот всадит ему нож между лопаток.

Через три шага он споткнулся о брошенную трость и едва не упал, а Аш презрительно сказал:

– Возьми ее, Биччху. С палкой в руке ты станешь смелее.

Биджу Рам повиновался и нашарил трость левой рукой, по-прежнему не сводя глаз с ножа. Аш оказался прав: когда Биджу Рам выпрямился, к нему отчасти вернулась уверенность. Он снова заговорил непринужденным подобострастным тоном, называя Аша хузуром[55], униженно благодаря за милосердие и обещая в точности выполнить приказ. Завтра на рассвете он покинет лагерь, хотя хузур несправедлив к нему: он никогда никому не желал зла. Это ужасная ошибка… недоразумение… и если бы он знал…

Продолжая говорить, Биджу Рам отступал все дальше, а когда бочком обошел куст травы и оказался на расстоянии десяти шагов от Аша, остановился и сказал, пожимая плечами:

– Но какой толк в словах? Я покорный слуга хузура, и я подчинюсь его приказу и уеду. Прощайте, сахиб…

Он низко поклонился, складывая ладони на традиционный манер.