Личная власть Тимура была абсолютной. Он правил без министров. Мускулистого телосложения, с широкими плечами, массивной головой и большим высоким лбом, с очень выразительным лицом, обрамленным густой бородой, кожа под которой была светлой, он с раннего возраста был седым. Тимур прихрамывал, то ли из-за врожденного паралича, то ли вследствие несчастного случая или полученной в бою раны. Говорили, что ему в ногу попала стрела. Поэтому его звали Тимур Хромой (Тимурленк) – и действительно, временами его недомогание становилось настолько сильным, что, как во время наступления его армии на Багдад, он был не в состоянии сидеть на лошади, и слуги несли его в паланкине. Немногословный, рьяный приверженец своей веры, строгий в представлениях о справедливости, он был мастером расчета и планирования, и, нередко в одиночестве по ночам, Тимур часами просиживал за огромной шахматной доской. Он манипулировал фигурами, вырабатывая стратегию сложных кампаний, «которые он всегда выигрывал в борьбе с любым противником». В его победоносной армии количество лошадей исчислялось шестизначной цифрой. За войском следовали стада не только верблюдов, но и слонов, животных, оказавшихся очень полезными в бою, а также использовавшихся как тягловая сила при строительстве его легендарной новой столицы – Самарканда. Отсюда в конце XIV века Тимур правил империей, которая простиралась на восток до Великой Китайской стены, на север – до российских степей, на юг – до реки Ганг и Персидского залива. На западе она включала Персию, Армению и верховья Тигра и Евфрата, иными словами, достигала границ Малой Азии. Дальше простиралась лишь другая великая мусульманская империя – Османская, – чьи завоевания при Мураде и Баязиде совпали по времени с завоеваниями Тимура. Теперь интересы двух победоносных соперничающих императоров, Тимура и Баязида, татарина и османа, столкнулись на этой границе, в регионе, где (как представлялись их характеры Гиббону) «Тимур проявлял нетерпение равного, а Баязид не был осведомлен о превосходстве».

Здесь обозначился критический момент истории, когда интересы каждого, в их соответствующих сферах, взывали к молчаливому modus vivendi. Вызывает сомнение наличие у Тимура в то время каких-либо планов в отношении территории его османских соседей. Как солдат, он отдавал должное военной мощи турок. Как строитель империи, стремящийся приумножить свои владения, он все еще имел другие области для завоеваний; перед ним была открыта дорога на юг – в Сирию, Святую землю, Месопотамию и Египет. А Баязиду больше всего нужно было завершить завоевания на Балканах захватом Константинополя, который уже был близок. Тимур видел, в чем заключаются их обособленные интересы, Баязид – нет. С одной стороны, исполненный гордости и заблуждений относительно непобедимости своей армии после десяти лет побед без единого поражения, с другой стороны, вероятно, недооценивавший силы своего соперника, Баязид своими действиями спровоцировал Тимура выступить против него.

Баязид, заняв, но не сумев ассимилировать значительную часть Анатолии, превратил в изгнанников ненавидящих его бывших правителей, стремившихся вернуть свои земли из-под власти османов и снова править своими прежними подданными, все еще сохранявшими им верность. Многие бывшие правители жили при дворе Тимура. Однако Тимур не слишком интересовался их судьбой или действиями султана до захвата турками Сиваса. Прояви тогда Баязид осмотрительность, он бы сделал этот укрепленный город оборонительным аванпостом. Вместо этого он в 1399 году использовал его в качестве опорного пункта для наступления дальше на восток, к верховьям Евфрата. Армией командовал его сын Сулейман. Там османы вступили на находившиеся под защитой Тимура территории туркменского правителя Кара Юсуфа, который попал к ним в руки.