Крик дьявола - Уилбур Смит (1968)

Флинн попытался отпрянуть в сторону – как матадор от разъяренного быка он словно в танце успел сделать три шага, а затем один из бивней настиг его. Удар пришелся по бедру и был такой силы, что Флинн, выпустив из рук ружье, кубарем пролетел футов двадцать по мягкому ковру из травы и опавшей листвы. Нижняя часть туловища извернулась под немыслимым углом; как фарфор, крушились его старые хрупкие кости – он получил перелом шейки бедра и таза.

Оказавшись лицом вниз, Флинн слабо удивлялся, что не было боли. Он ощущал, что острые края переломанных костей при малейшей попытке движения глубоко впиваются в плоть, но боли не чувствовалось.

Медленно, упираясь локтями, Флинн стал подтягиваться вперед, волоча за собой ноги, – он полз к туше старого слона.

Добравшись до него, он одной рукой погладил покалечивший его пожелтевший бивень.

– Ну вот, – прошептал он, щупая гладкую слоновую кость так, как человек мог бы прикасаться к своему новорожденному первенцу. – Теперь-то наконец ты мой.

И потом пришла боль. Закрыв глаза, он сжался возле груды мертвой остывающей плоти, еще некоторое время назад бывшей Землепашцем. Боль звенела у него в ушах, словно цикады, но сквозь нее он все же услышал голос Мохаммеда.

– Ты поступил не мудро, Фини.

Открыв глаза, он увидел встревоженную обезьянью физиономию Мохаммеда.

– Позови Розу, – прохрипел он. – Позови Длинную Косичку. Скажи, пусть придет.

Он закрыл глаза и вновь остался один на один с болью. Ее обличье постоянно менялось: поначалу это были ударные – тамтамы, которые стучали и пульсировали у него внутри. Затем она становилась морем с мощными волнами мучений. Потом вдруг превращалась в ночь – черную и холодную настолько, что он дрожал и стонал, и она отступала, уступая место солнцу – боли в виде огромного огненного шара, который жег и пускал ослепительные стрелы, вонзавшиеся в плотно закрытые веки. И вновь начинали звучать тамтамы.

Время потеряло смысл. Он оставался с болью уже целую минуту, а может, и миллион лет, но все же сквозь истязающий ритм ударных до него донесся какой-то шорох – шарканье ног по упавшей листве и какие-то голоса, выбивавшиеся из всеобъемлющей агонии.

– Роза, – прошептал Флинн, – ты пришла!

Повернув голову, он с усилием разомкнул веки.

Над ним стоял Герман Фляйшер. Он улыбался. С лицом алым, как цветок розы, и капельками пота, выступившими на белесых бровях, он дышал часто и тяжело, словно ему пришлось бежать, но его физиономия сияла улыбкой.

– Так-так! – прошипел он. – Ну наконец-то!

Эффект его появления получился несколько смазанным из-за боли, в пелене которой пребывал Флинн. Начищенные сапоги Фляйшера были в пыли, а толстый серый вельветовый китель промок под мышками от пота. Держа пистолет «люгер» в правой руке, Фляйшер левой сдвинул широкополую шляпу на затылок.

– Герр Флинн! – воскликнул он и хихикнул. Это была самодовольная усмешка сытого, упитанного малыша.

Флинн несколько удивился, как это Фляйшеру удалось так быстро его найти среди зарослей и оврагов. Выстрел, конечно, привлек его внимание, но что могло привести его прямо к эвкалиптам?

Затем он услышал в воздухе над собой характерный шелест и посмотрел вверх. Сквозь замысловатый орнамент ветвей он увидел грифов, круживших на фоне небесной синевы. Они то падали в полете, то вновь взмывали и парили, расправив черные крылья, настороженно вскидывая головы, наблюдая яркими глазами-бусинами за тушей мертвого слона.

– Ja! Птицы. Мы пошли туда, где птицы.

– Шакалы всегда ходят туда, где птицы, – прошептал Флинн, и Фляйшер рассмеялся. Запрокинув голову, он захохотал с неподдельным наслаждением.

– Отлично. О ja. Просто великолепно. – Он пнул Флинна. Лениво поставив на него свой сапог, он попробовал пошевелить его, и Флинн вскрикнул. Смех Фляйшера тут же стих, и он, быстро нагнувшись, стал его осматривать.