Трон и плаха леди Джейн - Элисон Уэйр (2006)

Милорд добавляет:

— Важно, чтобы вы держались с достоинством, подобающим вашему положению, и произвели хорошее впечатление на его светлость.

— Да, сир, да, сударыня, — отвечаем мы почти одновременно.

Потом следует тишина, как будто для того, чтобы задать вопрос и получить на него ответ.

— Это все, — произносит матушка. — Ах да, Джейн! Оденься прилично.

— Что-то происходит, — замечаю я, когда мы поднимаемся по лестнице к себе в комнаты.

— Это ты о чем? — не понимает Кэтрин.

Она красивая покладистая двенадцатилетняя девочка, но не слишком проницательная.

— Герцог приедет на ужин. Зачем? Он хочет, чтобы мы присутствовали. Ему для чего-то нужно нас видеть. Говорю тебе: я чую недоброе.

Я знаю, что это не имеет отношения к переговорам о моем браке с королем, ибо король болен, и, вероятно, слишком серьезно, чтобы жениться. Так или иначе, при чем здесь Кэтрин?

— Но зачем мы ему понадобились?

— Вот это мне и хотелось бы знать.

За столом Нортумберленд — сама любезность и обходительность. Он нахваливает матушке мастерство ее повара, с батюшкой долго обсуждает подробности преследования дичи, и даже снисходит до нас, девочек, интересуясь нашими успехами в ученье и прочими достижениями. Кэтрин мило с ним болтает, но я сижу насторожившись. Мне не нравится, что его улыбка никогда не касается глаз. Это обманщик. Я уверена, что он чувствует мою неприязнь. Мне отчего-то страшно.

Фрэнсис Брэндон, герцогиня Суффолкская

Дорсет-хаус, апрель 1553 года.

Если он насчет брака, то Джейн могла бы осчастливить любого — по достоинству своего рождения, но больше ей почти нечем похвастаться. В свои пятнадцать лет она по-прежнему мала ростом и худосочна. Жесткий корсет поддерживает отнюдь не пышную грудь, и руки у нее еще детские, а лицо до сих пор покрыто этими злосчастными веснушками. Из привлекательного в ней только губы — пухлые и вишнево-красные, темные глаза и, конечно, волосы, которые сегодня она распустила по плечам. Знак нашего королевского происхождения, эти волосы — такие у всех Тюдоров — самое большое достоинство Джейн.

Слава богу, девочка держится скромно и сидит потупив глаза, пока с ней не заговорят. Досадно, что, когда к ней обращаются, она отвечает самоуверенно и смотрит в упор пронзительным взглядом. К счастью, герцог недолго с ней беседовал, иначе он понял бы, что скромность ее напускная! Но она покорится, она покорится моей воле, и в будущем это пойдет ей на пользу, ибо вскоре, Бог даст, она должна будет подчиняться господству мужа. Иначе зачем приехал герцог?

Со стола убрали, унесли скатерть, и девочек отправили в постель, как и всех слуг. Мы с нашим гостем переместились в гостиную, прихватив графин лучшего бургундского.

— Сударыня, — говорит герцог, — я должен обсудить с вами дело большой важности.

Взглянув на Генри, я читаю у него по лицу, что он уже знает, какое это дело. Я начинаю злиться, ибо чувствую, что меня обошли. Мужчины наверняка приняли важное решение без меня. Что ж, они не получат от меня добро, пока я не разузнаю всех подробностей.

— Я собираюсь сообщить вам сведения чрезвычайной важности, которые вы не должны никому поверять, — продолжает Нортумберленд. — Король, к прискорбию, не переживет лета. В связи с этим назревает вопрос: хотим ли мы, чтобы леди Мария была его наследницей?

Я представляю себе хрупкого мальчика в Гринвиче, бывшего некогда гордостью и радостью своего отца и залогом продолжения династии Тюдоров. Мы знали, что он серьезно болен, но не думали, что конец настанет так скоро.

— Мне очень жаль его величество, — медленно произношу я, — и Англию.

— Да, и Англию, — эхом откликается герцог. — Именно за Англию я и боюсь. Ночью мне не дает уснуть тревога о том, что станется с этой прекрасной землей, когда Эдуард умрет, и что станется с нами.

— С нами? — удивленно переспрашиваю я.