Трон и плаха леди Джейн - Элисон Уэйр (2006)

— Этот дурак Кортни. Вчера он признался во всем епископу Гардинеру и умолял королеву о прощении.

— Негодяй! — взрываюсь я. — Я всегда знала, что он тряпка.

— Да, но я думаю, что кто-то проболтался гораздо раньше, чем он. Четыре дня назад совет послал войска в Эксетер — похоже, они прослышали о готовящемся на западе восстании. Кэрью, по всему ясно, затаился, а сэр Джеймс Крофтс сбежал в Уэльс.

— Какие новости об Уайетте? — Я не хотела, чтобы Генри участвовал в этом восстании, но теперь, когда он вмешался, остается только молиться об его успехе.

— Последнее, что я слышал, так это то, что Уайетт в замке Аллингтон и поднимает людей в Кенте. Его гонец сейчас на пути к нему. Я дал ему свежую лошадь.

— Что же ты теперь будешь делать? — Я и не пытаюсь скрыть тревоги. Один неверный шаг — и нам всем конец.

— Мы начинаем действовать без промедления. Я попросил Уайетта приехать сюда. Для достижения наших целей мы должны нанести удар сейчас.

Шин, 23 января 1554 года.

Сэр Томас Уайетт прибыл в Шин. Он молод — слишком молод — и красив, с открытым живым лицом и черной бородкой клинышком. В нем безошибочно угадывается верность избранному пути: это одержимый, намеренный идти от начала до конца, каким бы горьким он ни был.

И все же боюсь, что все кончится гораздо хуже, чем я могла предполагать, ибо только что, к ужасу своему, узнала невероятную новость: милорд, мой муж, до сих пор лелеет мечты посадить Джейн на трон. А ведь ей недавно вынесли смертный приговор!

Пусть я своими ушами слышала, как королева обещает пощадить Джейн, весть о приговоре поразила меня точно удар пушечного ядра. Мою родную дочь, мою плоть и кровь, приговаривают к смерти! Бог свидетель, я не сентиментальная мать, и я не любила ее материнской любовью, часто и напрасно придираясь к ней по пустякам. Я ничего не могла с собою поделать. Но когда я услыхала эти жуткие слова, приговаривающие мое бедное дитя, что-то во мне пробудилось — материнский инстинкт, дремавший все эти годы под толщей горечи и разочарования. И мне вдруг стало ясно, что моя родная дочь в Тауэре, приговоренная к казни изменница, которая может в любой момент встретить смерть. Моя дочь, рожденная от моего тела, а не просто пешка в политической или династической игре, нужная нам для продвижения. И с тех пор я возненавидела себя за то, что сгубила ее молодую жизнь, которая грозит оборваться слишком скоро, и все благодаря моему разочарованию и честолюбию. И Бог свидетель, я оплакиваю ее, невинную бедняжку, я, которая всегда презирала тех, кто идет на поводу у чувств, и гордилась этим. И я решила, что если будет моя воля, то никто более ее не обидит.

— Однако мы никогда не обсуждали возможность сделать королевой леди Джейн, — замечает Уайетт.

— Вот и хорошо! — горячо восклицаю я. — Это нечестно и несправедливо — вовлекать Джейн. Неужели она мало пострадала? Разве не довольно с нее несчастий?

— Значит, ты предпочла бы, чтобы эта католичка вышла замуж за фанатичного принца Испанского и чтобы инквизиция сжигала еретиков в Англии? — кричит Генри. — Потому что, говорю тебе, моя дорогая, так и будет, если мы сейчас этого не предотвратим.

— Значит, ты готов рисковать жизнью нашей дочери? — не сдаюсь я. — Разве ты забыл, что она, приговоренная к казни, сидит в заключении у королевы? И что ей ничего не известно о вашем заговоре? Милорд, это каприз самой низшей пробы — разве вы не понимаете?

Тут вмешивается Уайетт:

— Что касается меня, то я бы предпочел видеть королевой леди Елизавету. Она, как говорят, привержена новой религии. Одно это оправдало бы свержение Марии.

— Моя дочь, как никто, предана новой религии, — перебивает милорд. — Она никогда этого не скрывала в отличие от леди Елизаветы, о чьих убеждениях можно только догадываться. Поверьте мне оба — только Джейн оправдает наши самые смелые надежды на будущее.