Трон и плаха леди Джейн - Элисон Уэйр (2006)

Король относится к королеве по-прежнему и даже с любовью. Если он действительно планирует выступить против нее, то он весьма талантливый притворщик. Она в свою очередь очень старается изображать покорную своему долгу, послушную жену. И все же я замечаю, что он постоянно пытается втянуть ее в споры о религии, как будто испытывая ее. Хорошо, что она не поддается на его уловки и уступает ему во всех вопросах, прилагая усилия к тому, чтобы он не усомнился в ее правоверности. Он, кажется, удовлетворен, и мы все немного расслабляемся, решив, что опасность миновала.

Я особенно боялась за королеву, которая добрее ко мне, чем собственная матушка, и которую я нежно люблю. Отчасти я беспокоюсь и о себе, ибо на что будет похожа моя жизнь без нее? Но я не смею ни говорить вслух о моих худших опасениях, ни спрашивать кого-либо, что может случиться с королевой, если король все-таки сочтет ее еретичкой. Совсем недавно в Смитфилде я своими глазами видела, что случается с еретиками, и мне невыносима мысль, что это ужасное наказание обрушится на такую добрую и милосердную женщину. Дай бог, чтобы до этого никогда не дошло, но я так боюсь за нее, что ночью не могу уснуть и безмолвно лью слезы в подушку, молясь, чтобы Господь защитил королеву и чтобы ей больше не угрожала опасность.

Однажды жарким днем королева посылает меня на ее личную кухню за фруктовым ликером. В многолюдных коридорах дворца витают запахи пота и старой кожи, я с трудом протискиваюсь сквозь обычную толчею. Вдруг какой-то важный господин в мантии темного дамаста, выйдя из двери, наталкивается на меня. Я его уже где-то видела.

— Прошу прощения, юная леди, — извиняется он, приподнимая шляпу, и затем уходит, очевидно очень торопясь. Я замечаю, что он обронил один из свитков, которые держал под мышкой.

— Сэр! — кричу я ему вслед, но мой голос тонет в шуме галереи. Когда он исчезает в людской толпе, я понимаю, что догнать его надежды нет.

Свиток лежит на полу, перевязанный красным шнурком с печатью. Подняв его, я узнаю большую государственную печать Англии. Тут до меня доходит, что человек, который только что столкнулся со мной, был не кто иной, как сам лорд-канцлер, сэр Томас Райотсли. Я видела его только однажды, но уверена, что это именно он.

Судя по спешке его светлости и печати, я, должно быть, держу в руках очень важный документ. Нужно отнести его королеве. Она знает, что с ним делать.

Королева разворачивает бумагу, читает и приглушенно вскрикивает:

— О нет! Нет! Помогите! Помогите! Господи, помоги мне!

Леди Лейн поднимает свиток, выпавший из рук королевы, и быстро пробегает его глазами. Затем она тоже разражается рыданиями, а остальные дамы собираются вокруг, моля объяснить, что происходит. Леди Герберт, сестра королевы, выхватив документ, читает его с побелевшим лицом.

— Боюсь, что это ордер на арест ее величества, — произносит она не своим голосом. — Здесь подпись самого короля.

Я стою, чувствуя подступающую к груди тошноту, а фрейлины заливаются слезами и причитают.

— Возьмите себя в руки! — кричит матушка. — Помогите королеве!

Слышится вопль королевы, резкий, пронзительный, разносящийся эхом по всем ее покоям и, вероятно, за их пределами. Она ничего не может с собой поделать: ей отказала выдержка, первобытный страх оказался сильнее. Леди Лейн и леди Герберт спешат ее успокоить.

Миледи поднимает бумагу с пола, куда она опять упала, и выталкивает нас в соседнюю комнату.

— Король поставил свою подпись, — хмуро говорит она. — Ее собственный муж. Сегодня утром я собственными ушами слышала, как, прежде чем заняться государственными делами, он пожелал ей хорошего дня. Теперь мы знаем, чем он занимался. Он подписывал этот ордер, приказывающий заключить ее величество в Тауэр, совсем как и ордера для двух других своих жен, которые теперь гниют в безымянных могилах в Тауэрской часовне.