Золотой Лис - Уилбур Смит (1990)

— Не беспокойся, если мне понадобится помощь, я в первую очередь обращусь к тебе.

Уже в дверях зала вылета Майкл оглянулся и послал сестре воздушный поцелуй. Когда он скрылся за ними, ее охватило острое чувство одиночества.

Впрочем, оно быстро испарилось на ярком иберийском солнце.

Рамон приглядел квартиру в крохотной рыбацкой деревушке на побережье в нескольких милях от Малаги. Она занимала два верхних этажа дома и имела широкую мощеную террасу, с которой открывался великолепный вид на голубое Средиземное море поверх верхушек прибрежных сосен. Днем, когда Рамон был в банке, Изабелла в своем самом эфемерном бикини лежала в защищенном от холодного ветра уголке террасы и писала последние главы диссертации, а солнце тем временем придавало ее лицу и телу темно-янтарный цвет. Как и каждый, кто родился в Африке, она обожала солнце, и ей ужасно не хватало его все эти проведенные в Лондоне годы.

Рамону приходилось столь же часто отлучаться по делам своего банка, как во время их жизни в Лондоне. Она люто ненавидела все эти поездки, однако в промежутках между ними нередко выпадали счастливые дни, которые они проводили вместе. В Малаге он не был перегружен работой, так что часто приходил из банка сразу после полудня, и они отправлялись в самые укромные и безлюдные местечки на побережье или в какой-нибудь из тихих ресторанчиков, где подавали местные морские деликатесы и вина.

Его рана полностью зажила.

— Неудивительно, ведь за мной ухаживала медсестра такой высокой квалификации, — заявил он ей. Осталось только два шрама, на груди и спине, два гладких, розовых рубца, отчетливо видных на фоне темной кожи. Его загар в целом был гораздо темнее, чем у нее; тело по цвету напоминало лоснящееся красное дерево. Этот загар являл собой разительный контраст его зеленым глазам, которые казались еще светлее и ярче.

Когда Рамон был в отъезде, Изабелла оставалась в обществе Адры.

Она понятия не имела, где Рамон ее отыскал. Тем не менее, его выбор оказался на редкость удачным, ибо Адра Оливарес превосходно заменяла ей няню. В каком-то смысле даже превзошла свою предшественницу, так как не была столь болтлива, назойлива и любопытна, как та.

Адра была хрупкой на вид, но в то же время физически крепкой женщиной лет сорока с небольшим. У нее были блестящие черные волосы с несколькими седыми прядями; она собирала их сзади в пучок размером с крикетный мяч, который красовался на затылке. Темное лицо выглядело суровым, и в то же время его не покидала добрая, ласковая улыбка. Больше всего внимание Изабеллы привлекали ее руки; загорелые, сильные, с широкими ладонями, словно специально созданные для всякого рода тяжелой работы, они моментально становились быстрыми и легкими, когда она готовила или гладила белье Изабеллы, доводя его до безукоризненной, хрустящей чистоты; они были нежными и бесконечно заботливыми, когда массировали ноющую спину Изабеллы или смазывали ее большой загорелый живот оливковым маслом, чтобы мышцы сохраняли упругость, а кожа осталась гладкой и молодой, без растяжек, часто появляющихся после родов.

Помимо всего прочего, она взялась обучать Изабеллу испанскому языку, и они быстро достигли столь впечатляющих результатов, что удивили даже Района. Уже через месяц Изабелла без труда читала местные газеты, свободно беседовала с водопроводчиком и телевизионным мастером и активно поддерживала Адру, когда та торговалась на рынке с неуступчивыми продавцами.

Адра любила расспрашивать Изабеллу о ее семье и об Африке, однако о себе говорила очень неохотно. Изабелла долгое время полагала, что она местная, пока однажды утром не нашла в их почтовом ящике среди прочей корресподенции конверт, адресованный Адре; штамп и марка свидетельствовали о том, что он был отправлен из Гаванны.

Когда она спросила: «Это от мужа или от родных, Адра? Кто тебе пишет с Кубы?» — женщина была немногословна.