Золотой Лис - Уилбур Смит (1990)

— Ну что? Мальчик?

Врач высоко поднял худенькое, мокрое, красное тельце, и все рассмеялись, услышав возмущенный крик новорожденного, его первый крик.

— Убедитесь сами. — Врач, все еще держа младенца за щиколотки, повернул его так, чтобы Изабелла могла получше рассмотреть.

Лиловое лицо ребенка было все в пухлых складках, веки плотно закрыты. Густые иссиня-черные волосы влажными прядями прилипали к головке, а его пенис величиной с половину ее указательного пальца гордо торчал на всеобщее обозрение; с точки зрения Изабеллы, правда, несколько пристрастной, это была весьма внушительная эрекция.

— Мальчик! — ахнула она и затем произнесла несколько раз, как зачарованная: — Мальчик и настоящий Кортни!

Изабеллу полностью застигла врасплох та неистовая сила, с которой материнский инстинкт нахлынул на нее, когда первенца приложили к груди и он стиснул своими маленькими упругими деснами набухший сосок и дернул за него с какой-то животной страстью, тут же сочувственно отозвавшейся в ее растянутой матке и заставившей ощутить куда более глубокую, первобытную боль в самой глубине сердца.

Это было самое прекрасное существо из всех, к кому она когда-либо прикасалась, столь же прекрасное, как и его отец. В те первые дни она просто не могла наглядеться на него, часто вставала по ночам, наклонялась над колыбелью и разглядывала при лунном свете крохотное личико; или, когда он сосал ее грудь, разжимала его розовые кулачки и изучала каждый прелестный маленький пальчик с почти религиозным благоговением.

«Он мой. Он принадлежит только мне», — снова и снова повторяла она, словно не в силах до конца осознать происшедшего с ней чуда.

Эти первые три дня Рамон большей частью провел с ними в большой и солнечной отдельной палате клиники. Казалось, что он испытывает те же чувства по отношению к ребенку, что и она. Они вновь, как и в предшествующие месяцы, принялись обсуждать, как его назовут. В конце концов, после долгих споров, действуя методом исключения, отбросили имена Шаса и Шон с ее стороны и Хуеска и Магон со стороны Рамона и сошлись на Николасе Мигеле Рамоне де Сантьяго-и-Мачадо. Мигель представлял собой компромиссный вариант Майкла, на чем настаивала Изабелла.

На четвертый день Рамон вошел в ее палату в сопровождении трех мрачных господ в темных костюмах с солидного вида портфелями в руках. Первый оказался адвокатом, второй чиновником из Государственного регистрационного бюро, а третий местным мировым судьей.

Судья засвидетельствовал подпись Изабеллы на акте об усыновлении, согласно которому она передавала право опеки над Николасом маркизу де Сантьяго-и-Мачадо, и скрепил его официальной печатью. В свидетельстве о рождении, составленном регистратором, Рамон был указан отцом ребенка.

После того, как гости выпили по большому стакану шерри за здоровье матери и ребенка и откланялись, Рамон нежно обнял Изабеллу.

— Теперь мой титул перейдет к твоему сыну, — прошептал он.

— К нашему сыну, — прошептала она в ответ и поцеловала его. — Мои дорогие мужчины, Никки и Рамон.

Когда Рамон забрал их из клиники и привез обратно на квартиру, Изабелла пожелала лично отнести Никки наверх. Адра приготовила к их приезду большие корзины цветов. Она приняла ребенка из рук Изабеллы.

— Он мокрый. Я переменю пеленки. — И Изабелла почувствовала себя львицей, разлученной со своим детенышем.

В последующие дни между двумя женщинами развернулось скрытое, но, тем не менее, весьма острое соперничество. Хотя Изабелле и пришлось признать очевидное умение Адры обращаться с младенцем, она никак не могла смириться с любым вмешательством с ее стороны. Хотела, чтобы Никки принадлежал только ей одной, поэтому пыталась предугадать и исполнить каждое его желание раньше Адры.