Муссон - Уилбур Смит (1999)

Этот ребенок напоминал ангела; девчушка сосала свой большой палец и серьезно смотрела на человека, стоящего на эшафоте, огромными голубыми глазами.

– Это ее первая казнь, – пояснила мать, обращаясь к Ханне. – Ей немножко не по себе, она боится людей.

Руки пленника были скованы у него за спиной. Всю его одежду составляли потрепанные матросские штаны, а ноги оставались босыми.

Судья поднялся на эшафот, чтобы прочитать обвинение и приговор, и толпа покачнулась и загудела в предвкушении.

– Выслушайте вердикт суда колонии мыса Доброй Надежды! Милостью Божией и властью, возложенной на меня Генеральными штатами Республики Голландия…

– Да побыстрее ты! – заорал кто-то из бюргеров в задней части толпы. – Пусть попляшет для нас!

– Настоящим сообщаю, что Хендрик Мартинус Окерс, признанный виновным в убийстве…

– Я там была, – похвасталась Ханна стоявшей рядом бюргерше. – Я все видела. Я даже давала показания в суде, да!

На женщину это явно произвело впечатление.

– Но почему он это сделал? – спросила она.

– А почему любой из них это делает? – пожала плечами Ханна. – Они оба были в стельку пьяны.

Ханна помнила две фигуры, кружившие друг возле друга, и каждая с длинным ножом, зловеще сверкавшим в свете фонаря; от фигур падали длинные тени на стены таверны, а зрители кричали и топали ногами…

– И как он это сделал?

– Ножом, милочка. Он оказался быстрее. Ну просто как какая-нибудь пантера, да! – Ханна взмахнула рукой, показывая режущий удар. – Прямо вот так, по животу. Взрезал его, как какую-нибудь рыбину на прилавке. У того все кишки вывалились ему же под ноги, он о них споткнулся и упал.

– О-ох!..

Бюргерша содрогнулась, зачарованная ужасной картиной, вспыхнувшей в ее воображении.

– Они просто как звери, эти матросы!

– Да все мужчины таковы, милочка, не только матросы, – с важным видом согласилась Ханна. – Все мужчины одинаковы.

– Видит Бог, так оно и есть! – кивнула женщина, подхватывая дочурку и сажая ее себе на плечо. – Вот так будет лучше, милая. Так ты все увидишь, – сказала она.

Судья наконец дочитал до конца приговор:

– Вышеупомянутый Хендрик Мартинус Окерс тем самым приговаривается к смерти через повешение. Приговор должен быть приведен в действие публично на парадном плаце замка утром третьего дня сентября в десять часов до полудня.

Судья тяжело спустился с эшафота по лесенке, и один из стражников помог ему одолеть несколько последних ступеней. Палач, стоявший за приговоренным, шагнул вперед и надел на голову мужчины черный полотняный мешок.

– Терпеть не могу, когда они это делают, – проворчала Ханна. – Я хочу видеть его лицо, когда он повиснет на веревке, как он весь нальется кровью!

– Неторопливый Ян никогда не закрывал им лица, – согласилась стоявшая рядом с ней женщина. – Да! Ты помнишь Неторопливого Яна? Он был настоящим художником! Я никогда не забуду, как он казнил сэра Фрэнки, английского пирата. Вот это было представление!

– Помню, как будто это произошло вчера, – кивнула Ханна. – Ян с ним занимался почти полчаса, прежде чем покончил с ним…

Она внезапно умолкла, как будто что-то еще подтолкнуло ее память.

Что-то имевшее отношение к тем пиратам и к симпатичному парню на эшафоте. Ханна раздраженно встряхнула головой, джин слишком затуманил ее разум.

Палач надел петлю на шею осужденного и затянул ее узел под левым ухом несчастного. Юноша теперь дрожал с головы до ног. Ханна снова пожалела, что не видит его лица. Вся эта картина напомнила ей о ком-то еще.

Отступив назад, палач высоко поднял свой тяжелый деревянный молот и с размаху ударил по клину, что удерживал люк под ногами приговоренного.

Юноша жалобно вскрикнул:

– Пощады, бога ради!

Толпа зрителей разразилась грубым хохотом.

Палач снова взмахнул молотом и вышиб клин.