Арлекин - Бернард Корнуэлл (2000)

Атака должна быть не бешеным наскоком, а упорядоченным, грозным и дисциплинированным нападением. Воины должны медленно ехать колено к колену и оставаться в плотном строю до последней минуты, пока не пустят коней в галоп, чтобы одновременно ударить сведенными вместе копьями. Так учат атаковать воинов, и так же обучают их коней. Инстинкт заставляет лошадь шарахнуться в сторону при встрече с плотным пешим или конным строем, но этих огромных жеребцов безжалостно приучали нестись вперед, вламываться в плотный вражеский строй и продолжать двигаться, топча, кусая врага и вставая на дыбы. Рыцарская атака должна быть смертельным молотом копыт, стальным натиском тяжелых коней и закованных в железо всадников. В надлежащем исполнении она плодит огромное число вдов.

Но рыцари в войске Филиппа, мечтавшие разбить врага в клочья и перебить ошеломленных уцелевших, не учли лучников и ямы. Когда первая беспорядочная французская атака достигла строя английских латников, она сама распалась на части, и кони перешли на шаг. Длинный, гладкий, приветливый склон оказался полосой препятствий из убитых коней, вылетевших из седел всадников, жужжащих стрел и скрытых в траве ям, ломающих конские ноги. И до врага добралась лишь горстка рыцарей.

Эта горстка преодолела последние ярды и направила копья в пеших английских латников, но всадников встретила стена копий, упертых тупым концом в землю, а остриями нацеленных в грудь коням. Жеребцы, налетев на копья, повернули прочь, и многие французы попадали на землю. Английские латники вышли вперед с топорами и мечами, чтобы их прикончить.

– Оставаться в строю! – кричал граф Нортгемптонский.

Новые кони пробрались через ямы, и теперь уже не было лучников, чтобы сдержать их. Это были третья и четвертая волны французской атаки. Они понесли меньше потерь от стрел и пришли на помощь уже врубавшимся в английский строй, который по-прежнему стоял, ощетинившись копьями. Рыцари с воинственными криками орудовали топорами и мечами, а умирающие кони увлекали за собой английские копья, так что французы наконец смогли сойтись с пешими латниками. Сталь звенела по стали и стучала по дереву, но на каждого всадника приходилось по два-три латника, и французов стаскивали с седел и рубили на земле.

– Пленных не брать! – кричал граф Нортгемптонский. – Пленных не брать!

Таков был приказ короля. Захват пленного мог принести деньги, но это также требовало и известной учтивости, чтобы спросить, действительно ли враг сдается, а у англичан на такие любезности не было времени. Им нужно было убивать всадников, все прибывавших и прибывавших по склону.

Король наблюдал за сражением из-за остановленных крыльев мельницы, которые скрипели, когда ветер дергал за сдерживающие веревки. Он видел, что французы пробились сквозь лучников только на правом фланге, где бился его сын. Там цепь стрелков была ближе всего к французам, а склон – самым пологим. Массированную атаку отразили стрелами, но множество всадников уцелело, и они мчались туда, где звенели мечи. Вначале французская атака растеклась по всему полю боя, но теперь сжалась в клин, поскольку встретившиеся с английским левым флангом свернули от стрел и пришли на подмогу рыцарям и латникам, рубившимся с частями принца Уэльского. Сотни всадников все еще толклись в грязи долины, не желая второй раз встречаться со шквалом стрел, но французские командиры перестраивали их и посылали вверх по склону в гущу сечи у знамен графа Алансонского и принца Уэльского.

– Пустите меня туда, сир, – обратился к королю епископ Даремский, выглядевший неуклюже в своей тяжелой кольчуге и с массивной, утыканной острыми шипами палицей.

– Они не поддаются, – мягко ответил Эдуард.