Птица не упадет - Уилбур Смит (1977)

Дерек быстро переложил молоток из правой руки в левую и ударил прыгающий мяч справа, заставляя аргентинца увеличить угол перехвата.

Когда мяч опускался, Дерек внезапно подрезал его: мяч высоко взлетел над головой аргентинца.

Дерек сказал: «Ха!», но негромко и коснулся боков Саладина коленями. Рослый уродливый пони вытянул шею и пустился вскачь, а Дерек чуть изменил посадку, помогая ему.

Они пронеслись мимо аргентинца, как будто тот действительно окаменел, и оставили его за собой, подхватив мяч. Удар! Удар! Еще удар, и Дерек прошел точно по центру между короткими столбами ворот, потом повернул и поскакал назад, к начальной линии.

Смеясь так, что колыхался обширный живот, Дерек перекинул ногу через голову Саладина и соскочил на землю, позволяя пони уйти к конюхам.

— На следующий период возьму Сатану, — крикнул он низким пропитым голосом.

Буря Кортни видела, как он подходит, и знала, что будет дальше. Она хотела подняться, но она стала медлительной и неуклюжей, ребенок в животе приковывал ее к месту, как каменный якорь.

— Поцелуйчик для бедняги! — крикнул Дерек и ухватил ее длинной, волосатой, красной, словно обваренной, рукой. Холодный пот с его лица вымазал ей щеку, и пахло от него кислым пивом и лошадьми. Он поцеловал ее в губы прямо перед Иреной Личарс, четырьмя другими девушками, ухмыляющимися конюхами и всеми гостями на веранде.

В отчаянии она подумала, что сейчас ее стошнит. Едкий рвотный запах в горле — ее едва не вырвало при всех.

— Дерек, в моем положении! — отчаянно прошептала она, но он облапил ее одной рукой, а другой взял бутылку пива с подноса, принесенного слугой в белом клубном пиджаке и, не обратив внимания на стакан, стал пить прямо из горлышка.

Она попыталась вырваться, но Дерек с его невероятной силой легко удерживал ее. Потом громко рыгнул, выпуская газ.

— Поцелуйчик для бедняги! — снова закричал он, и все рассмеялись, как придворные над ужимками королевского шута.

— Добрый старый Дерек!

— Он сам себе закон, старина Дерек!

Он отбросил пустую бутылку.

— Сбереги ее до моего возвращения, женушка! — рассмеялся он, взял ее огромной красной рукой за разбухшую грудь и больно сжал. Буря похолодела, она ослабела и дрожала от унижения и ненависти.

У нее и в прошлом случались задержки, поэтому она не тревожилась, пока в ее дневнике не появился второй пробел. Она собиралась сказать об этом Марку, но это произошло как раз перед их расставанием. Тем не менее Буря надеялась, что все само собой образуется, но проходили недели, и сознание невероятности случившегося начало мало-помалу проникать в ее замок из золота и слоновой кости. Такое случается с другими, с обычными девушками-работницами, но не может произойти с Бурей Кортни. Для молодых леди вроде Бури существуют особые правила.

Когда уже не оставалось никаких сомнений, первый пришедший ей в голову человек, к которому следовало обратиться, был Марк Андерс. Паника вонзила в ее сердце жгучие маленькие шипы, и ей захотелось броситься к нему на шею… Но этот порыв остановила сатанинская гордость Кортни. Он первым должен прийти к ней. И прийти на ее условиях, решила Буря; она не будет менять правила, которые составила для себя. Хотя, даже несмотря на отчаяние, в груди у нее сжималось, а ноги подкашивались и начинали дрожать, когда она думала о Марке.

Когда она в первый раз оставила Марка, она плакала ночью и вот плакала снова. Теперь, когда в глубине ее тела рос ребенок, она еще отчаяннее нуждалась в нем. Но извращенная, безобразная гордость не ослабляла своей бульдожьей хватки, не позволяла даже дать ему знать о ее трудном положении. «Не дразни меня, Марк Андерс», — предупредила она, а он сделал вот что! Она его ненавидела и любила за это.

Но не могла уступить.