Птица не упадет - Уилбур Смит (1977)

Хотя глаза его покраснели после ночной пирушки, а лицо стало багровым, как восходящее солнце, он был громогласен и добродушен, смеялся собственным шуткам и, наклоняясь через стол, тыкал Бурю пальцем, похожим на вареного омара, подчеркивая свои слова.

Она подождала, пока он опустошит тарелку и перельет «Черный бархат» в кружку, потом негромко сказала:

— Дерек, мне нужен развод.

Он не перестал улыбаться, глядя, как последняя капля переливается в кружку.

— Проклятое пиво испаряется, или в кружке дыра, — сказал он и весело рассмеялся. — Видишь? Дыра! Что?

— Ты слышал, что я сказала? Ты не собираешься отвечать?

— А нечего отвечать, старушка. Договор есть договор. Ты получила имя для своего выродка, я должен получить свою долю.

— Ты уже получил и столько раз, сколько хотел, — покорно сказала Буря. — Почему ты меня не отпускаешь?

— Милостивый боже! — Дерек смотрел на нее через край кружки, топорща усы, и в его глазах было искреннее изумление. — Ты действительно думаешь, что меня интересовала твоя сдобная лепешка? Да такое я могу получить где угодно, в темноте все они одинаковы. — Он искренне рассмеялся. — Милостивый боже, старушка, неужто ты считала, что я так высоко ценю твои белые титьки?

— Почему тогда? — спросила она.

— У меня десять миллионов веских причин, старушка. — Он набил рот яичницей и почками. — И все эти причины — на банковском счете генерала Шона Кортни.

Она недоуменно смотрела на него.

— Папины деньги?

— Первый правильный ответ, — улыбнулся он. — Получаешь пятерку и становишься первой в классе.

— Но… — Она сделала легкий недоуменный жест. — Не понимаю. Ты и сам богат.

— Был богат, старушка, в прошедшем времени. — И он снова радостно расхохотался. — Две любящие жены, двое жестокосердных судей по бракоразводным делам, семеро ублюдков, сорок пони для игры в поло, друзья с загребущими руками, камни на дороге, где их не должно быть, шахта, в которой не оказалось алмазов, рухнувшее здание, прорванная дамба, истощившаяся жила, скот, заболевший чумой, и близорукие юристы, которые не читают в контрактах примечания мелким шрифтом, — вот куда уходят деньги. Паф, и ничего нет!

— Не могу поверить. — Буря была в ужасе.

— Я никогда не стал бы шутить на эту тему, — сказал Дерек. — Один из моих принципов — никогда не шутить относительно денег. Вероятно, это мой единственный принцип. — И он ткнул ее пальцем. — Единственный, поняла? Я проиграл всухую, уверяю тебя. Твой папочка — мой последний источник. Боюсь, тебе придется с ним поговорить.

* * *

У парадной двери никто не отозвался, и Марк едва не повернул и не ушел назад в город, чувствуя облегчение и понимая в глубине души, что это трусость. Поэтому он спрыгнул с веранды и обошел вокруг дома.

Жесткий воротничок и галстук натерли ему шею, пиджак с отвычки сковывал, так что оказавшись на кухонном дворе коттеджа, Марк расправил плечи и провел пальцем под воротничком. Пять месяцев он не носил такую одежду и не ходил по тротуарам, и даже звуки женских голосов казались ему незнакомыми. Он остановился и прислушался.

Марион Литтлджон была на кухне с сестрой, и он с удовольствием слушал их веселую болтовню.

Он постучал. Разговор прервался, и в дверях показалась Марион.

В пестром полосатом переднике, голые руки по локоть в муке.

— Марк, — спокойно сказала она. — Очень приятно. — И постаралась убрать со лба прядь волос, оставив на переносице белый мучной след. Жест получился неожиданно привлекательный, и Марк почувствовал, как дрогнуло сердце. — Входи.

Она посторонилась и шире открыла для него дверь.

Сестра Марион приветствовала Марка ледяным тоном: она считала, что Марк ее обманывает.

— Как он хорошо выглядит, — сказала Марион, и они принялись внимательно разглядывать Марка, стоявшего посреди кухни.

— Слишком худой, — язвительно сказала ее сестра и принялась развязывать передник.