Птица не упадет - Уилбур Смит (1977)

В нее выстрелили справа. Мягкая свинцовая пуля из «мартини хендри» калибра 45.5 попала ей в плечо, но в переднюю его часть, разорвав плотную мышцу и задев крупный плечевой сустав, разрезав сухожилие и раздробив маленькую подвижную кость, которая встречается только в плече льва и которую охотники высоко ценят как талисман.

Пуля прошла через шею, но не задела артерию и засела под черепом, образовав выпуклость размером с сустав пальца человека.

Над раной весело жужжали мухи, и львица подняла голову и рявкнула на них, потом негромко замяукала от боли, вызванной этим движением, и начала тщательно вылизывать пулевое отверстие; ее гибкий язык шуршал о шкуру, подбирая свежие струйки водянистой крови. Потом львица снова легла и устало закрыла глаза.

* * *

Пунгуше чувствовал ветер, как рулевой большого корабля, потому что для него ветер был так же важен, как для моряка. Во всякое время дня Пунгуше точно знал направление и силу ветра, предвидя каждую перемену раньше, чем она произойдет, и ему не нужно было носить с собой мешочек с пеплом или слюнявить палец: знания его были заложены в подсознание.

Он старательно держался против ветра по отношению к лежащему животному. И ему не пришло в голову возблагодарить провидение за устойчивый восточный ветер, который позволил ему оказаться между львицей и близкой границей Ворот Чаки.

Неслышно, как скользящая по земле тень облака, он приближался к львице, точно определяя границы ее острого слуха, прежде чем остановиться в трехстах ярдах от нее.

С десяток раз он наполнил и опустошил легкие, крупные мышцы груди вздымались и опадали: он создавал избыток кислорода в крови. Потом набрал полную грудь воздуха, вытянул под необычным углом шею и поднес ладони ко рту.

Из глубины напряженной груди донесся низкий рокот, который постепенно поднимался в естественном ритме и вдруг завершился легким кашлем.

Львица мгновенно подняла голову, насторожила уши, в ее глазах вспыхнули желтые огни — сквозь боль, страх и смятение она услышала призыв старого льва, тот низкий, далеко разносящийся зов, который так часто направлял ее во время охоты и которым самец подзывал ее к себе в густой чаще.

Когда она вставала, боль была почти непереносимой, потому что рана затекла, и эта гранитная тяжесть боли едва не раздавила ей плечо, шею и грудь, но в это мгновение львица впервые услышала далекий лай собак. На них со старым самцом и в прошлом охотились с собаками, и этот звук придал ей сил.

Она встала, постояла на трех лапах, оберегая четвертую и тяжело дыша, потом, негромко подвывая от боли, не касаясь земли раненой лапой, пошла вперед. На каждом шагу ей приходилось наклоняться, чтобы удержать равновесие.

* * *

С вершины хребта Марк видел, как желтая кошка снова отправилась в путь — к счастью, на этот раз на запад. Далеко впереди, не показываясь ей на глаза, трусил зулус; всякий раз как львица останавливалась, собираясь лечь, он повторял призыв самца, ее господина, и львица неизменно отвечала легким мяуканьем и хромала вслед за ним, на запад, к дремлющим голубым холмам, охраняющим долину Бубези.

Марку приходилось и раньше слышать охотничьи рассказы: старик Андерс всегда утверждал, что зулус, носивший за ним ружье и убитый в 1884 году слоном на реке Саби, умел подзывать львов. Однако Марк никогда не видел, как это делается, и в глубине души отнес рассказ к числу хоть и красочных, но выдумок.

Теперь он сам видел, как это происходит, и все равно не мог поверить.

Со своего места высоко на хребте он зачарованно смотрел на львицу, и только приближающийся собачий лай заставил его повернуть бинокль на восток.

На том месте, где он оставил свою приманку из смеси билтонга и табака, беспорядочно суетились собаки. Их было восемь или девять, смешанная свора терьеров, бурских собак и родезийских риджбеков.